Мрачный гражданин неопределённо хмыкнул и с любопытством взглянул на своего разговорчивого соседа. Это подбодрило Ивана Степановича.

– Вы думаете, я не хотел им номера дать? – заговорил он с новой энергией. – Я хотел, честное слово, хотел, но когда со мной вот так разговаривают, то разве у меня самолюбия нет? Я так считаю: раз ты приехал, то твоё дело просить, а не требовать. А станешь требовать – пеняй на себя: ничего не получишь. Ко мне вот так один художник из Москвы целую неделю подряд ходил и всё требовал номер. Вы думаете, он получил у меня номер? Фигу он получил, а не номер. Приходит, понимаете, однажды ко мне в кабинет этот художник – я тогда и не знал вовсе, что он художник, – и говорит: «Что это у вас за гостиница? В ней, может быть, постоянные жильцы живут? Я уже три дня хожу, и каждый раз мне дежурная говорит, что номеров нет». Я говорю ему: «Гостиница как гостиница, как и всякая другая. Каждый день кто-нибудь приезжает, каждый день кто-нибудь уезжает. Если хотите знать, номера и сегодня были, и вчера, и позавчера». – «Значит, дежурная просто врала мне?» – говорит он. «Зачем, – говорю, – врала? Это её обязанность – говорить всем, что номеров нет. Она ведь не распределяет номера. Номера распределяю я». – «Хорошо, – говорит он. – Значит, кто поверит дежурной, тот уйдёт ни с чем, а кто не поверит и догадается зайти к вам, – получит номер?» – «Ну, – говорю, – если есть свободные номера, то получит, а нет, так тоже уйдёт». И вы знаете, что говорит этот художник? «Вы, – говорит, – неправильно делаете: учите своих сотрудников лгать. Номера у вас получает не тот, кто раньше пришёл, а кому просто посчастливилось. Нужно было бы установить очередь. Я фактически вот уже три дня жду, а за это время у вас получили номера те, кто после меня пришёл». – «Зачем мне ваша очередь? – говорю я. – У меня и без очереди дела хватает. Если освободится вдруг номер, он у меня не будет пустым простаивать, всегда найдётся, кому сдать. Люди всё время приходят, всё время уходят. Вы вот уже где-то устроились, а тут, может быть, человек подойдёт, которому негде жить». Он говорит: «Так и мне негде жить. Я у случайного знакомого остановился. Зачем мне его стеснять? Я имею право в гостинице остановиться, как и всякий другой». Как вам это понравится? Он говорит о праве! Значит, каждый имеет право въехать в гостиницу, хочу я этого или не хочу. Знаете, что я ему сказал? Не знаете?

– Н-нет, – нерешительно протянул гражданин в шляпе.

– Так слушайте. Я сказал ему: «Я не знаю, какое у вас право, а если вы так разговариваете, то я вам скажу: наведайтесь завтра, сегодня ни одного свободного номера нет». Вот он и наведывался ко мне целую неделю подряд. Думаете, я не мог устроить ему номера? Конечно, с номерами трудно, особенно в разгар сезона, но ведь это же гостиница: каждый день уезжают люди, каждый день приезжают. Так он под конец сказал мне: «Я знаю, что вам надо. Вам надо вот это».

Директор потёр палец о палец, словно пересчитывал деньги, и спросил:

– Вы понимаете, что это значит? Это значит, что я хочу с него взятку. Вы слышали?

– Но ведь вы сами дали ему повод так думать. Если человек ведёт себя непонятно, то каждый может думать что хочет.

– Вот! – подхватил директор обрадованно. – Вы совершенно правы. Я сразу понял, что вы человек умный. Думай себе что хочешь, а зачем говорить? Я же вижу, какой человек пришёл. Хороший человек придёт, дежурная ему скажет, что номеров нет, так он не обижается. Он спросит у дежурной, как имя-отчество директора, приходит ко мне в кабинет: «Здравствуйте, Иван Степанович!» Всё по-хорошему. Такому человеку я всегда сделаю. Ну, если действительно нет номеров свободных, скажешь, чтоб пришёл позже. Такой человек не обижается, он придёт позже, зато получит, что ему надо. В этот сезон пожил, на следующий год снова приедет, как хороший знакомый; он ещё и приятеля с женой привезёт, и приятелю его номер устроишь. По-хорошему всегда можно. А этот художник – поверите? – за всю неделю даже имени моего не узнал, ни фамилии, только критику наводил!