– Ты прав, – Антипатр почесал бороду, – к тому же другу скорее доверишь сокровенное, вовремя сообразишь обратиться за советом и помощью. Решено. Ты убедил меня, и я беру твоего Квинта, и завтра же ты вместе с ним отправишься в Идумею к сыновьям.

«Трудолюбивый серп» – вот как расшифровал мое прозвище почтенный «опекун». Что же, нет ничего лучше, чем, представляя молодого человека его будущим хозяевам, расхваливать его работоспособность и похвальное трудолюбие. Кстати, «нувус» – усердный. Слово простое, как ни прочитай, с какой стороны ни подступись. Другое дело «фалькс» – это не только «серп», хотя «серп» тоже. Скорее «фалькс» – это железный кривой нож, который можно применять как в хозяйственных целях – серп, коса, так и на боевой колеснице. Сам я, правда, этих колесниц не видел, отец рассказывал. Вот где настоящая жатва начинается, вот где ужас! Так и вижу – с бешеной скоростью несется по полю колесница, лошади в мыле, возница щелкает кнутом. А вокруг летят руки, ноги, головы. Не сами летят – колеса утыканы смертоносными косами фальксами. И косят эти косы, собирают кровавую жертву во имя Марса.

Но и это не все, «фалькс» это еще и особое осадное орудие – стенобитный багор с крюком в виде серпа. Раз забьешь такую хрень в стену, обратно она уже не выйдет.

Вот и получается, что «фалькс» – это серп и вроде как не совсем серп. Мне лично это прозвище еще в школе дали, когда, отлучившись без разрешения, я столкнулся с пьяной ватагой патлатых галльских парней, что отбеливают пряжу и стирают одежду недалеко от школы Старого Лиса, недалеко от Рима. Вонь от их заведения такая – воробьи в полете дохнут, а соседские кумушки жалуются, будто шерсть их домашних любимцев от мерзлого воздуха начинает ощутимо пованивать. Да и как не завоняешь, если отбеливают вещи мочой, собранной со всего Рима.

В общем, я не нашел ничего лучшего, как сказать в тот день одному парню из тех, что давят ногами грязное белье, что он вонючка и грязнуля. Был я пьян и, не подумав оглянуться окрест, возьми да и брякни, что мыться ему, вонючке такому, нужно. Правильно сказал, против истины не погрешил. А они тут, откуда ни возьмись, оравой подлючей и набежали.

С десяток галльских чужаков, по виду только что из леса своего поганого выперлись, против меня – гражданина Рима, и не с голыми руками, собаки. А при мне только нож кривой и не очень длинный. В общем, привязал я нож к поясу и начал им воздух резать, не обращая внимания на последствия. Скольких ранил, скольких жизни лишил, про то боги ведают.

Насилу отбился. Так потом учителя меня нарочно с полгода из школы не отпускали, мести опасались. А Старый Лис, в честь боя у прачечной, дал мне прозвище Фалькс – серп.

Только уместно ли о таком министру говорить? Кабы воину великому, примпилу, легату… дабы знали, с кем дело имеют. Тут же совсем другая притча, тут молчать нужно, скромность и похвальную робость перед вельможами наизнатнейшими являя.

Не буду описывать тяготы пути. Дорога как дорога, уберегли боги от лихих людей, и на том спасибо. Да и что я – женщина или изнеженный аристократ, чтобы жаловаться на зной и песчаные бури, не редкостные в тех краях.

Впрочем, какое отношение все это имеет к радости, с которой я спешил на свое первое настоящее задание. Я торопил проводника, жалея, что на копытах наших ослов не растут крылья. Поначалу, когда мы только-только выехали из Иерусалима, я позволил себе кощунственно мечтать о разбойниках, в схватке с которыми мог бы проявить себя. Глупец, я еще пытался уговорить Криспина Марция отказаться от остановки на постоялом дворе, чтобы успеть пройти больший участок пути. К концу первого дня я настолько отбил себе задницу о неудобную ослиную спину, что начал заметно хромать. Тут же обнаружилось, к большему ужасу, что мне одинаково тяжело идти пешком и ехать верхом, так как собственные шаги и толчки отвратительного животного доставляли мне почти нестерпимую боль. На привале я обнаружил, что могу лежать только на животе или в лучшем случае на боку, но самое страшное началось на второй день, когда я кое-как забрался на спину осла, и наш небольшой караван тронулся.