Рыбаку было совестно расспрашивать у всех, кто они такие, но разглядывать никто не мешал.

В конце концов, к задорным пляскам присоединилась даже одинокая, ворчливая и бледная, как сгусток тумана, водяная дева Бан Фиён, которая сидела до этого в сторонке и злобно сверкала исподлобья чёрными глазищами. Её тусклые лохмотья колыхались вокруг тощего синюшного тела, а улыбка пугала как оскал, ведь она, не стесняясь, показывала свои кривые зелёные клыки, но Донован плясал, не замечая этого уродства.

В кругу фейри он на время забыл о том, что этот народ чужд всякому человеку, и все они, по сути, дети дьявола, как говорят наши святые отцы. Зато рыбак вспомнил, что прежде сидов называли Детьми Праматери Дану и считали потомками древних богов.

Никто не смеялся над рыбаком, не пытался обидеть или унизить, хотя Донован был, понятное дело, не так изящен и прекрасен как те сиды, что собрались у костра.

Сияющая дивными золотыми узорами рука красавицы Айне лежала в его руке, и от этого Донован был сам не свой от счастья. Его не пугали коготки на её изящных пальцах, хищные и острые, как у кошки, и колдовской огонь в янтарных глазах. Волшебная дева, к которой даже другие фейри обращались лишь «госпожа» и кланялись при этом почтительно, одаривала его, простого деревенского парня, ласковой улыбкой, танцевала только с ним, глядела восхищённо и жарко шептала на ухо о любви.

Донован и не заметил, когда исчезли все прочие. Фейри, веселившиеся у костра, вдруг как сквозь землю провалились. И они с прекрасной Дини Ши остались вдвоём.

И то, что было дальше… ещё больше походило на чудесную сказку. Но это точно не годится для детских ушей!

Никогда прежде никто не дарил Доновану таких поцелуев и ласк, никогда прежде он не желал никого столь же сильно, как прекрасную Айне с огненными локонами. За одну короткую тёмную ночь Самайна рыбак успел влюбиться так, что забыть свою любовь уже не смог.

Айне просила лишь каплю любви, каплю света человеческой души, но он отдал ей всё, что имел, без остатка. Подарил свою душу, не раздумывая и не торгуясь.

И наутро, когда он понял, что больше не увидит свою прекрасную Ши, сердце его пронзила такая тоска, что он хотел даже остаться там, на поляне, вытоптанной ногами фейри, и умереть на месте.

Прежняя весёлая холостая жизнь потеряла для него всякий смысл. Одиночество казалось теперь худшим наказанием. В отчаянии он стал звать свою любовь, умолял забрать его навсегда в запретный мир сидов.

Но ответом ему была лишь тишина. Вход в Холмы закрылся с первыми лучами солнца.

Совсем уж было отчаялся парень, но тут вдруг припомнил, как на рассвете, сквозь сон, почувствовал на губах прощальный поцелуй и услышал тихий шёпот-обещание: «Я вернусь к тебе на Белтайн, любимый… Обещаю, что вернусь. Жди меня. Я вернусь. Вместе с нашим сыном».

Последние слова Айне вернули робкую надежду в сердце рыбака. Донован заставил себя подняться и идти дальше в поисках родной деревни.

Сегодня, при свете дня, никаких препятствий ему уже не встречалось. Шёл он по прекрасным холмам, солнце проглядывало сквозь осенние тучи, ветерок трепал его волшебный плащ. И Донован даже улыбался, согретый мыслями о том, что всё у него ещё будет хорошо. Надо лишь подождать полгода.

Вскоре увидал он свою деревеньку и дом на холме у самого моря и со всех ног радостно бросился туда. Оставив дивный плащ фейри, Донован решил пойти к своему другу Питеру и попросить поискать вместе с ним оставленную на берегу лодку.

Но до дома Питера дойти рыбак не успел – приятель встретил его на полпути. Оказалось, что Питер с самого утра разыскивает своего друга. Он сильно встревожился, когда Донован не явился вечером на праздник в паб, и ещё больше испугался, не застав друга дома. Сколько Питер не спрашивал, все отвечали, что не видели рыбака. И тот решил, что с Донованом стряслась беда.