Илария крепко пожала руку дяди и поблагодарила его. Они поднялись на третий этаж по боковой лестнице и теперь стояли в конце длинного слабо освещенного коридора у комнаты княжны.

– Дальше я сама, спокойной ночи.

– Спокойной ночи, дорогая. – Князь поцеловал ее руку и, когда дверь за Иларией затворилась, ушел к себе.

Утром в тронном зале великий князь Борислав велел созвать своих приближенных, высшую знать и воевод, дабы с должными почестями встретить посла своего кузена Радвила и посланника великого магистра. Последний уже прибыл и то и дело поглядывал на дверь, с нетерпением ожидая гостей из Баршицы и Глиницы.

Несмотря на начало лета, в зале было прохладно. Свет, падавший сквозь узкие стрельчатые окна, холодными лучами ложился на каменные плиты пола.

Илария сидела слева от трона отца, а чуть поодаль выжидательно застыли князь Давид и его супруга Сильвия. Княжна невольно сравнила эту пару с отцом и его новой невестой Чеславой. Несмотря на чопорность тети, Илария относилась к ней благожелательно, тогда как на высокую румяную Чеславу с пышной грудью она и смотреть не могла.

Молодой шут Мацько, сидящий на ступенях у трона, заметил неприязнь во взгляде княжны и не упустил случая подшутить над ней. Но все же колкость свою он озвучил тихо, чтобы его услышала только Илария:

Неугодная княжна вновь яду полна,

Невесту отца невзлюбила она

И рыщет взором дикой львицы,

Как погубить невинную девицу.

– Замолчи, дурак! – бросила ему Илария.

Не снискать тебе короны,

Той, что на главе отца,

Она сыну, его сыну

Будет скоро отдана.

Шут Мацько пропел это с веселой озорной улыбкой, пытаясь подзадорить княжну, но столкнулся с ее пренебрежительным взором.

Слов Мацько, кроме нее, никто не слышал, а потому оскорбление было не так велико, но Илария мысленно уже велела высечь наглого шута. Тот не единожды задевал ее: они не поладили с первого дня. Паренек счел княжну заносчивой и себе на уме, а Иларии претила его дерзость, и она всякий раз не могла сдержаться, чтобы не ответить ему. Шут это знал и ради забавы сочинял про нее песенки перед каждым приемом или балом, но Илария не разделяла его веселья.

Возможно, Мацько еще много чего сказал бы княжне, если б не возвестили о прибытии посла. Завидев вошедшего, великий князь изменился в лице: кузен отправил к нему для переговоров жреца Военега с его сыном Втораком, нанеся тем самым умышленное оскорбление Бориславу. Своим выбором посланников Радвил явно дал понять: веру предков он менять не намерен. В зале поднялся ропот. Великий князь сдвинул брови, лицо его посуровело.

Илария с тревогой наблюдала за отцом. «Теперь не миновать войны», – с прискорбием подумала она. Седовласый Военег между тем спокойно приветствовал великого князя Борислава и его дочь. Опершись на свой посох, он замер в почтительном поклоне, ожидая, когда ему позволят заговорить. Сын жреца последовал примеру отца, однако на совсем еще юном лице его читались волнение и даже страх.

– И с чем же отправил вас мой брат? – нарушил наконец молчание Борислав.

– С миром, великий князь.

– Говори. – Борислав украдкой переглянулся с человеком великого магистра.

– Повторюсь: князь Радвил прислал меня как посланника мира. Он предлагает упрочить ваш союз.

– Каким же образом? Вы нападаете на наших купцов, мешаете нам торговать. Я отныне не желаю иметь дружбы с язычниками.

– Радвил примет крещение и сделает безопасным путь твоих купцов, но при одном условии. – Жрец чуть прищурился.

– И что же это за условие?

– Твоя дочь Илария должна быть отдана в жены Урлику, старшему сыну нашего князя.