Когда летательная машина поравнялась с нами, он бросил нам конец. Я поймал канат, крепко схватил обеими руками и не упал в воду только потому, что Маргрета вцепилась в меня изо всех сил.

Я передал конец Маргрете:

– Пусть они тебя втянут. А я поплыву за тобой.

– Нет!

– Как это так – нет? Не упрямься. Делай как сказано!

– Алек, помолчи. Он пытается нам что-то объяснить.

Я заткнулся, обиженный до глубины души. Маргрета внимательно вслушивалась. Мне-то слушать смысла не было: мой испанский ограничивался «gracias» и «por favor»[13]. Зато я прочел надпись на борту машины: «El Guardacostas Real de Mexico»[14].

– Алек, он предупреждает, чтоб мы были предельно осторожны. Тут акулы.

– Ой!

– Да. Так что мы останемся на матрасе, а нас осторожненько подтянут к летательной машине, причем так, чтобы не окунуть.

– Вот человек, который мне воистину по душе!

Мы испытали предложенный способ – но ничего не вышло. Ветер посвежел, и это куда больше мешало летательной машине, чем нам; промокший набивной матрас стал так тяжел, что ни о какой парусности речи не шло. Вместо того чтобы выбирать канат, нашему спасателю приходилось его травить, иначе нас бы просто сволокло с матраса в воду.

Он что-то крикнул, Маргрета ответила. Перекличка продолжалась некоторое время. Наконец Маргрета повернулась ко мне:

– Он просит, чтобы мы отпустили конец. Они отплывут, а потом вернутся, но на этот раз машина пойдет прямо на наш плот, только очень медленно. А как приблизятся вплотную, мы попробуем влезть в aeroplano. Так называется машина.

– Хорошо.

Машина отплыла подальше и, заложив дугу, снова направилась к нам. Тем временем мы не скучали, любуясь акульим спинным плавником, что возник совсем рядом с нами. Акула пока набрасываться не собиралась – видно, еще не сообразила – было бы чем, – годимся ли мы ей на закуску. Да и вообще, ей была видна только нижняя сторона матраса.

Летательная машина двинулась прямо на нас, словно какая-то чудовищная стрекоза, зависшая над самой поверхностью океана. Я сказал:

– Дорогая, как только она приблизится, хватайся за ближайшую распорку. Я тебя подсажу и сам заберусь следом.

– Нет, Алек.

– Что значит нет?

Я рассердился. Маргрета – великолепный товарищ, и вдруг такое упрямство. Да еще в такую минуту!

– Ты не сможешь меня подсадить, тебе не на что опереться. И встать не сможешь, тут сесть и то нельзя. Я скачусь с матраса налево, ты – направо. Если кто-то из нас промахнется – тут же обратно на матрас. Aeroplano сделает еще один заход.

– Но…

– Так он велел.

Времени терять было нельзя: машина уже почти наехала на нас. Ее растопыренные «ноги» – вернее, распорки, соединяющие нижние каяки с основным телом машины, – двигались по обе стороны матраса, едва не задевая меня и Маргрету.

– Давай! – крикнула она.

Я соскользнул вбок и вцепился в распорку. Руку чуть не выдернуло из плечевого сустава, но я по-обезьяньи вскарабкался на перекладину, обеими руками ухватился за что-то на днище, уперся ногой в нижний каяк и повернул голову.

Кто-то протянул руку Маргрете, втянул ее на коробчатое крыло – и вдруг она исчезла. Я полуобернулся, намереваясь залезть повыше, и внезапно буквально взлетел на крыло. Вообще-то, я летать не умею, но обрел неожиданную способность к левитации по веской причине: прямо у моих ног взрезал воду белесый плавник – слишком большой для благонравной рыбины.

Я оказался рядом с крохотной клетушкой, в которой сидели водители странной машины. Второй – не тот, который вылезал нам помогать, – выглянул из окна, улыбнулся, протянул руку и открыл дверцу. Я забрался вовнутрь, головой вперед; Маргрета уже была там.