Я, застыв, всматривался в далекий силуэт, надеясь, что все обошлось, что она упала удачно и может быть не сильно разбилась. Вон, даже крови не видно. Отвалив от балюстрады, я уселся на задницу в совершенном опустошении. Было ясно – надо спускаться, но сил на это не было. Где-то далеко внутри, чужой голос, твердил, что теперь можно не торопиться, что она не убежит и дождется меня в любом случае.

Разозлившись на голос и на себя – рыхлого нытика, я собрался с остатками сил и направился к лестницам. На первом же марше меня вырвало. Отсидевшись, я почувствовал себя лучше. Сильно хотелось пить, но мой рюкзак остался на крыше. Пересилив себя, я поднялся вновь наверх и нацепил его, с наслаждением напившись.

Этот спуск я запомню на всю жизнь – бесконечное движение в никуда, бесконечное движение туда, куда не хочешь идти, бесконечное движение вниз. Внутри все замерзло – ни мыслей, ни чувств, ни желаний. Только непонятное стремление туда, где лежала девушка. Иногда в голове мелькали идеи о том, как оказывать помощь при переломах, что делать, если пострадал позвоночник, что я буду делать при травме черепа, но весь этот бред тут же сметало осознание того, что моя помощь вряд ли поможет кому-либо. В какой-то момент я подумал, что хорошо бы, если моя скелле была бы со мной, она бы справилась, она бы знала, что делать. Осознав, что вертится в моей перегретой голове, я встряхнулся – не иначе сказывались последствия временного паралича, наведенного убитой.

Ну, вот он – шестой этаж. Выхода на балкон искать не пришлось – никаких стен не сохранилось, и я просто зашагал в нужном мне направлении. Вот и она – издалека казалось, что девушка прилегла отдохнуть, подложив под голову рюкзак. Я подошел вплотную и опустился на колени рядом с телом.

Она была совершенна – идеальное лицо, кожа, удлиненное стройное тело, блестящие черные волосы, собранные в пучок. Казалось, что она жива, что она спит. Никакой бледности, обескровленных покровов – светящееся лицо, неглубокое ровное дыхание.

Чего?! Я торопливо приложил ухо к ее груди – ни хрена не слышу! В ушах, по-прежнему, звенело, но руки почувствовали ровное спокойное движение. Меня захлестнула эйфория сходная с той, которую я испытывал, когда скелле в Саэмдиле6 прекращала на мгновения пытку. Мне даже показалось, что все последствия паралича смыло волной, слух, зрение, ощущение собственного тела – все вернулось. Внезапно возникло ощущение, что я сижу рядом с пушистым мягким одуванчиком, который касается меня своими кисточками. Приказав себе собраться, я сбросил рюкзак и постарался аккуратно осмотреть девушку. Никакой крови ни под ней, ни рядом не обнаружилось. Я бережно ощупал голову, стараясь не двигать шею или позвоночник – никаких повреждений, ничего необычного. Вновь появилось ощущение одуванчика, который, как мне казалось, стал расти во все стороны. Я замер, пережидая странные глюки, и тут Ана вздохнула и открыла глаза. Ее глаза встретились с моими, какое-то время она молча смотрела на меня, затем резко изменилась. В этот момент я понял, как другие люди распознавали в ней скелле – ее глаза оставаясь живыми и подвижными вдруг потеряли всякую связь с моими, они смотрели куда-то мимо меня, я для них, как будто, перестал существовать. Очнувшаяся скелле резко спросила напряженным хриплым голосом:

– Где они?

– Мертвы.

Взгляд девушки снова вернулся. Она секунду смотрела на меня, затем тихонько произнесла:

– Ты?

Я кивнул, – Как ты себя чувствуешь?

Вместо ответа скелле села и тут-же завалилась на бок. Что-то промычав, выдала: – Блин! Похоже, сотрясение мозга и довольно сильное.