Чем ближе подплывал генерал к берегу, тем сильнее билось его сердце. Странное волнение охватило Ардашира, взбудоражило кровь. 

«Давно не охотился?» ― спросил он сам себя, принимая все, что с ним происходит, за проснувшийся инстинкт. 

Вот только азарт охоты никогда не вызывал у него того состояния, которое свойственно мужчине-дракону, почуявшему подходящую для размножения женщину. Ту, которая сумеет родить мужу наследника ― истинного дракона. А тут… Человеческое тело генерала вдруг начало наливаться смутным томлением, желанием вжаться в мягкую женскую плоть, познать темные сладкие глубины. 

Ардашир встал на дно. Пошел неторопливо к берегу, на ходу припоминая, что купание в заповедном озере пару раз уже вызывало в нем подобные ощущения. Странное явление, непонятное. Не должно быть такого! Наверное… 

Спросить совета у отца, у братьев или немногочисленных друзей он так и не решился. Слишком уж дико было оповещать кого-то, что он, истинный дракон, испытывает порой тягу не к одной из молоденьких девиц на выданье, которых свозили родители в столицу на ежегодные балы, а к… купанию в озере! 

Ардашир выдохнул резко. Ударил кулаком по воде. 

Снова проклятая потеря нюха!

Не успел он встретить подходящую девицу, не нашел ту, на которой мог бы жениться и завести наследников. Теперь, видно, и не случится, ведь отравленный ядовитыми парами нос больше не чует тонких женских ароматов, отказывается подсказывать, какая из дев подходит генералу больше других! Этого не вернуть и не исправить. Этого не окупят ни милость императора, ни орден, который повесили генералу на грудь за спасение императорского отпрыска…

Ардашир выдохнул устало. Тряхнул головой, отгоняя мрачные несвоевременные мысли. Сделал с десяток шагов и встал перед высоким густым кустарником, разлапистым и бесформенным, никогда не знавшим секатора в опытных руках садовника. 

Не оборачиваясь в другую ипостась, генерал издал драконий рык. Если в кустах прячется неразумная живность ― она сейчас или бросится наутек, или упадет, прикидываясь мертвой: инстинкты подсказывали диким животным, что на падаль драконы внимания не обращают. Если же там существо разумное, то ему должно хватить смекалки не пытаться удрать. 

Эхо драконьего рыка затихло вдали, а в кустах не раздалось ни звука, ни шороха. 

― Кто бы там ни был ― выходи! ― приказал генерал самым строгим командирским голосом. И, снова не дождавшись ответа, пригрозил. ― Иначе сам вытащу! 

Усталый после месяца на заставе, где временно обходился без напарника, привыкший к уединенности заповедного озера, он и думать забыл о том, что вышел из воды неодетым, явив миру свое мощное бронзовое тело, покрытое капельками воды. 

И тут тонкий ломкий голос из кустов ответил ему испуганно, но решительно:

― Не выйду! Вы голый! 

― Это кто там у нас такой стеснительный? 

Ардашир недобро усмехнулся, вынул из пучка волос на затылке тонкую деревянную палочку, сломал ее ― и на его рельефном теле появились свободные атласные штаны на широком поясе и такая же белая рубаха без рукавов. Пожалуй, одеться и в самом деле было кстати. Негоже посторонним видеть истинного дракона в том слегка приподнятом состоянии, в котором должна его лицезреть только законная супруга.

― Ну, теперь выйдешь? ― спросил у кустов. 

Вместо ответа послышалось напряженное сопение, шорох раздвигаемых веток, и перед Ардаширом предстал, наконец, мелкий, едва по генеральское плечо ростом, юнец. Тонкий, бледный, безбородый. Его превосходительство таких десятками на завтрак ел! Тьфу ты… На плацу строил и гонял нещадно!