– Я понимаю, Вершитель!
Бедросо снова сел за стол:
– А раз понимаете, постарайтесь, чтобы то, что произошло при нападении капера на Медвежий Брод, больше не повторилось.
Милтон распахнул глаза – оказывается, Вершитель помнил даже имя планеты, на которой родился бастард! – но больше ничем своего удивления не выказал.
– Для того чтобы контролировать бастарда, годятся любые меры. Этот молодой человек может принести нашей родине очень большой вред. – Бедросо поднял кверху указательный палец правой руки. – И мне бы очень хотелось, чтобы на сей раз не было никаких проколов.
– Слушаюсь, Вершитель!
Милтон вскочил из кресла.
– И вот еще что… Где сейчас капитан капера, не сумевший тогда захватить бастарда?
– Мы найдем его, Вершитель!
– Да, дорогой мой, уж вы его найдите. Думаю, он непременно пожелает исправить свою ошибку. В решении возникшей проблемы нам понадобятся очень рисковые люди. – Вершитель снова встал и прошелся по кабинету. – А если капитану не удастся исправить ошибку, он должен быть наказан. Всенепременно и примерно наказан. И капитаны других каперов должны будут знать, за что наказан их коллега.
Часть первая
ИГРА В ПРЯТКИ
Глава первая
В очередное утро «отдыха» на курортной планете Осетр проснулся в безграничной тоске.
Мир сегодня, как вчера, позавчера и неделю назад, оказался привычно светлым и голубым, но Осетру он был ни капельки не мил.
Потому что рядом по-прежнему не было Яны.
Жизнь будто разломилась.
До разлома были встреча и совместные прогулки, полет в Каламберск и «Ламбахская симфония» Моцарта. И все-все-все остальное… После разлома осталась только глухая, безысходная, оглушающая тоска.
Тоска была тем беспросветнее, чем больше Осетр понимал, что теперь он принадлежит себе не до конца. Он теперь не просто «росомаха», приученный рассчитывать, в первую очередь, на себя и только на себя. Нет, теперь за ним стояли люди – в малом количестве знакомые и в огромном числе совершенно незнакомые, – на кого вполне можно было рассчитывать в тяжелой ситуации. Но и они отныне имели безграничное право рассчитывать на него, даже не зная об этом своем праве, и именно по сей причине он больше себе не принадлежал.
Но люди без него пока могли, а он без Яны попросту не мог. Совершенно! Без Яны было – как без второго дыхания во время двадцатикилометрового кросса с полной выкладкой.
И потому после завтрака он немедленно отправился к Деду.
Нагло пролетел мимо опешившего капитана-секретаря, беспардонно ввалился в кабинет, нахально заявил с порога:
– Всеволод Андреич, мне очень нужна Татьяна Чернятинская!
Дед, как всегда, работал. В левом углу стола – видеоформа сетевого агента Артура Артузова, правее – видеопласт.
– Почему мне нельзя с нею связаться?
Осетр уже понимал, что ведет себя не по-«росомашьи» глупо, но остановиться было выше его сил.
Дед поднял на него глаза, пару секунд пристально изучал лицо лейтенанта Приданникова. Потом отправил в небытие Артузова с видеопластом и сказал:
– Присядь-ка, мальчик мой! Поговорим немного.
Осетр угнездился в уголке знакомого дивана, нахохлился. Будто птица на веточке осенью…
Дед вышел из-за стола и устроился рядом. Сел вполоборота, положил на плечо Осетра правую руку.
– Вот что, Остромир… Ты пойми меня, пожалуйста, правильно… – Он говорил медленно, с паузами, совсем не так гладко, как при отдаче приказов. – У нас с тобой сейчас начался очень сложный период. Ты не должен светиться. У тебя слишком много врагов и слишком мало друзей. Ты понимаешь?
Дед был близкий товарищ, старший брат, отец родной…