Возмущение в моей душе кипит, клокочет и рвётся наружу, но выпустить его я себе позволить не могу. Вооружаюсь вилкой и, повертев в пальцах убийственный инструмент, накалываю на него зелёный шарик, мысленно представляя, что он не зелёный вовсе, а белый. Наглый. Вездесущий. И ушлый. Вот тебе! Одним ударом три дырки! Любопытно, как быстро регенерация залечивает раны у альбиносов?

Моё молчание Атиус воспринимает как должное. Наверняка решил, что я приняла его позицию и продолжать дискуссию нет смысла. Невозмутимо допивает сок, промокает губы салфеткой, смотрит на запястье, где красуется изящный серебристый коммуникатор, и сообщает:

— На корабле время соответствует цессянскому. В сутках у нас на два стандартных часа больше, чем у вас на Рооотоне. Я отправил на твой вильюрер программу синхронизации, чтобы тебе было проще ориентироваться, и примерное расписание. Джаграс сказал, что ты предпочитаешь иметь чёткое представление о том, что запланировано на день. Это необычно, но правильно, — одобряет то, к чему я вообще никакого отношения не имею, потому что жёсткий распорядок — это исключительно дядюшкино ноу-хау. — Хороших снов, Дейлина. Встретимся за завтраком.

Он уходит, а я с ожесточением вонзаю вилку в последний шарик. Ну, дядя! И тут ухитрился меня ограничить! Я долго и безуспешно боролась с ним за право оставаться свободной в своих действиях, а теперь Атиус принимает эстафету? Надо с этим что-то делать! Вот посмотрю, что он там запланировал, и тогда уже над способом подумаю.

В расстроенных чувствах даже не замечаю, что заканчиваю ужинать — последние ягодки из соуса вылавливаю, потому что вкусные очень. Не хочется оставлять.

Шигузути, слизнув очередную каплю, сочащуюся из покусанного им фрукта, тоже решает, что на сегодня съел достаточно. Разворачивается, отыскивает глазами вожделенный плацдарм, прицеливается, но соображает, что прыгают на полный желудок только идиоты, и вальяжно шествует к моей руке.

— Забирайся.

Улыбаюсь, подставляя ладонь, чтобы ему было удобнее. Устроив малыша на плече, отправляюсь в свою комнату. Плотно закрываю дверь, выключаю верхний свет, оставляя только напольный. Сдвинув в сторону лёгкую перегородку, ограничивающую спальню, пересаживаю шигузути на кровать и сбрасываю халатик. Отчаянно зевая, всё же заставляю себя посетить ванную комнату, прежде чем без сил падаю на мягкий матрас и закрываю глаза.

Спать хочу до умопомрачения...

***

— Семь часов! Подъём!

Забираюсь под подушку, спасаясь от громкого сильного голоса и яркого света, резанувшего сквозь закрытые веки.

— Дейлина, соня несусветная, вставай давай! — не сдаётся мой живой будильник, ничуть не собираясь снижать громкость. Ещё и лишает меня возможности спрятаться, оставляя без подушки и одеяла.

Со стоном сажусь, скользя ладонями по гладкой простыне. Убрав с лица выбившиеся из косы волосы, наконец с трудом открываю глаза и фокусируюсь на стройной зелёноволосой иперианке, стоящей в изножье.

— Иди сюда, Лурита, — обманчиво ласково зову подружку, протягивая к ней руки, — я тебя задушу.

— Ага, щас! Я похожа на самоубийцу, которая самолично доставит себя к столу... тьфу!.. кровати маньяка?

Она встряхивает одеяло и, взвизгнув, отпрыгивает, когда со смачным шлепком на бледно-жёлтый пол падает что-то чёрное.

— Дихол! — Лурита, рассмотрев то, что её так напугало, хохочет, нащупывая за спиной кресло и опускаясь в него. — Дей, ты решила вместо себя подсунуть альбиносу этого монстрика? Думаешь, не заметит разницы?

Оскорблённый шигузути презрительно дёргает хвостиком, шустро взбирается по скомканной ткани на кровать, добегает до меня, залезает на ладонь и принимается обиженно-переливчато курлыкать. Жалуется.