«Я не твоя! — думала Вертрана, и сердце ликующе стучало, хоть и было стыдно перед несчастной подругой. — Я не твоя!»

Эйлин и Вертрана медленно повели Мей вперед.

— Наклони голову, детка, — ласково приказала госпожа Амафрея. — Ниже… Вот так, так…

Мей склонила голову, короткие рыжие пряди упали на лицо, и только Верта и Элли увидели, что из ее глаз текут крупные слезы.

Лорд Героним взял ленту за два конца.

— Сия дева принадлежит мне, — провозгласил он ритуальную фразу.

Обвил тонкую шею Мей лентой и завязал крепким узлом.

17. *** 17 ***

Когда воспитанницы вернулись в спальню, Мей уже не плакала. Она с отрешенным видом снова и снова трогала ленту не шее, и это отчего-то пугало сильнее слез.

Эйлин и Вертрана переглянулись и решили, что надо дать подруге выговориться. Нельзя сейчас оставлять ее одну.

Они сдвинули кровати, как делали это иногда в детстве, чтобы наговориться перед сном и согреться холодными зимними ночами. Богомолиха, заметив поутру на одной подушке черноволосую, светленькую и рыжую головки, ругалась и в наказание заставляла девочек неделю застилать постели за всеми воспитанницами. Подруги надеялись, что сегодня классная дама слишком устала на балу и не придет с проверкой.

Мей положили в середину, накрыли тремя одеялами, чтобы она поскорее согрелась: рыжуля дрожала, как от озноба.

— Ну вот, Мей, это ведь и к лучшему! — преувеличенно жизнерадостно сказала Эйлин. — Ты теперь знаешь, в какой род отправишься, у тебя будет время привыкнуть! Это лучше, чем узнать имя будущего хозяина на выпускном вечере!

— Да! — подхватила Вертрана, хотя ее тоже потряхивало от переживаний. — А то, что он стар, так это даже и к лучшему. Значит, не будет так часто… Так часто…

Элли коротко взглянула на Верту поверх головы Мей, и ей показалось, что горячий взгляд подруги прожег ее насквозь.

«Ой, что я такое говорю!..»

— Все хорошо. Вы правы. Я почему-то ждала, что именно так все и будет. С самого начала знала…

Голос Мей оказался неожиданно спокоен. Вот только отчего Вертране чудилось в ее тоне смирение приговоренного к казни?

—  Ничего, если я расскажу, о чем мечтала? Как раньше, когда мы были маленькими и любили вот так же лежать и представлять будущую жизнь? В последний раз…

Вертрана погладила подругу по волосам. Вслух ничего не смогла сказать, побоялась, что разревется.

— Да, конечно… — хрипло ответила Эйлин. — С радостью послушаем.

— Мастер Ройм…

— О, Мей!

— Не перебивай! Пожалуйста… Кроме того, что он такой красивый, он еще и умный. И добрый. Он понимал меня, как никто…

Элли покачала головой.

— Мей… Меюша… Ты придумала его себе. Ты совсем не знаешь мастера Ройма, вы встречались только на занятиях.

— Нет, не только, — прошептала Мей, так, чтобы никто из розочек больше не услышал.

Теперь уже и Вертрана недоверчиво воззрилась на подругу.

— Что?

— Нет, ничего такого! Не думайте! В первый раз я пришла к нему четыре недели назад, просто чтобы он объяснил мне домашнее задание. Честное слово, сначала я пошла в библиотеку, но просидела над книгой полчаса и не поняла ни строчки…

Хотя воспитанницы Института и привыкли делить одну спальню, проводить время друг с другом с утра до ночи, вместе ходить и в столовую, и на занятия, порой даже им требовалось уединение. Тихая и задумчивая Мей нуждалась в одиночестве острее других. Иногда она уходила прогуляться по крытой галерее в маленьком зимнем саду. Иногда отправлялась в библиотеку. Иногда сидела на подоконнике третьего этажа, где окно выходило на главные ворота и дорогу, по которой проезжали кареты.