Это было тяжело, но Женя старалась держаться, как настоящая Женька-Бритва, даже наедине с собой. Пусть и изнасилованная злопамятным ублюдком, она не имела права сломаться, она должна была зализать раны, дождаться, когда он выполнит условия сделки, а потом подкараулить, когда он будет без эскорта, и отбить ему яйца битой! Только так, и никак иначе!

Теоретически. Но то ли ее расслабила горячая вода, то ли она все-таки сломалась… Женя опустила голову и, всхлипнув, тоненько завыла. Под горячими струйками слезы казались прохладными. Женя видела сквозь них размытую по ванне кровь, покрытые свежими синяками бедра, расцарапанный живот, маленькую, но красивую грудь, и все это казалось ей каким-то чужим, далеким, нереальным.

Так продолжалось очень долго, непозволительно долго. Женя почувствовала, что еще немного, и окончательно расклеится. Тяжелейшим усилием воли девушка заставила себя прекратить нытье и собраться. Она подставила лицо горячим струйкам и принялась ожесточенно тереть веки, смывая дешевую косметику. Слезы мгновенно растворились в воде вместе с тенями и тушью и утекли туда, куда получасом раньше смыло кровь, грязь и всякую другую гадость.

А вместе со слезами растворилось и желание до бесконечности жалеть себя, пропащую дуру, страдающую за тех, кто не достоин даже, чтобы за них поставили свечку. В конце концов, в трех ближайших районах живут не только ублюдки, вроде Кощея и его дружков. Хороших людей тут живет гораздо больше. Живет и умирает от лап этого чокнутого зверя, маньяка, на глазах у его поклонника. И как раз бритоголовые вряд ли попадут на ножи этой парочке. Так что речь не о них. Речь о таких же вот дурах, бегающих по ночам через лесопарк и забредающих по глупости в заплеванные квартирки к шпане.

«Хорошо, что догадалась не сопротивляться, – Женя судорожно вздохнула. – Кощей, хоть и знает меня с рождения, а не пожалел бы. Отделал бы битой, а потом еще и на иглу посадил, чтоб посговорчивее была. Вот ведь, говорил папаня, прежде чем свалить на заработки: „Запомни, Жека, инициатива е… инициаторов“.

Золотые были слова, почему не получается жить чужим опытом, почему обязательно зарабатывать свой?! Хотя тот же отец говорил и другую вещь: «Ума можно набраться только через собственную задницу». Пророческие получились слова. И те, и другие. В прямом смысле.

В ванной было полно пара, и Жене пришлось искать полотенце на ощупь. Она кое-как вытерлась, накинула старый халатик и открыла дверь. В тесном коридоре, прямо напротив двери, стоял брат. Как обычно, босиком, в драной футболке и джинсах.

– Хочешь в туалет? – догадалась Женя. – Иди, я подожду, свет потом выключу.

В глазах у брата не отразилось ничего. Было непонятно, услышал Володя ее слова или нет, но в ванную он вошел. Женя прислонилась к косяку, и тут ее обожгло – джинсы! Она на секунду заглянула в ванную. Скомканные джинсы валялись на полу под умывальником, брат стоял к ним спиной. Вряд ли заметит, а если и заметит, все равно не отреагирует.

Володя вышел все с тем же отсутствующим взглядом, покорно остановился, когда сестра придержала его, чтобы застегнуть «молнию», и, шаркая, побрел в свою комнату, когда Женя его отпустила. Девушка торопливо вернулась в ванную, быстренько застирала кровь и, кое-как отжав, понесла джинсы сушиться на балкон.

По ставшему уже традиционным «стечению обстоятельств» на соседнем балконе тут же возник Гарик.

– Привет! – От радости парнишка разве что не приплясывал.

Он всегда очень бурно реагировал на появление соседки, хоть на балконе, хоть на пороге. На балконе – чаще, здесь им было удобнее; никто не вмешивался в разговор и не вынуждал изображать «золотую молодежь», как это было принято во дворе. И предки не докучали, даже радовались, что дети в поле зрения. Потом дети выросли, двор оккупировали другие дети, а у этих от детства на память осталась привычка общаться на балконе, а не в квартире или на лавочке перед подъездом.