– Кровь? – переспрашиваю я.
– Кровь. Твоя кровь и все закончится, – нетерпеливо повторяет он.
В голове какие-то обрывки из непонятных картинок. Что за кровь? Кому она нужна? Не понимаю ничего. Перед глазами все плывёт.
– Кровь! Аурелия! Кровь! – крик врывается в моё создание, заполоняя тело. Ползу к скелету, не могу думать, руки сами тянутся к ребру и отламывают его. Кощунство. Смотрю на это с ужасом и страхом, а сердце внутри меня замедляет свой ход. Ползу обратно, поднимаясь на ноги.
– Нет… пожалуйста… нет, – шепчу я, наблюдая, как моя рука, безвольная и кем-то движимая, тянется к запястью и с силой надавливает на него. Жмурюсь от невыносимой боли, окутывающей сознание. На моей белоснежной коже появляется густая и практически тёмная кровь. Так много её, а кость разрезает плоть. Стону и не могу даже двинуться.
Кто-то удерживает мои руки, разрезая запястья. Отбрасываю кость и переворачиваю руку. Кровь капает прямо в его рот, окрашивая белые губы в тёмный цвет. Она скатывается по его лицу. Мои ноги уже не могут стоять, но продолжаю быть в вертикальном положении. Кажется, что теряю сознание. Умираю, дышать не могу. Быстро хватаю ртом горячий воздух. Сил совсем не остаётся, скатываюсь по камню, а рука так висит в воздухе над гробом.
Глаза закрываются, теряю связь с этим миром.
– Прекрасна, – последнее, что я слышу в этой жизнь. Ведь она оканчивается, медленным потоком вытекая из меня. Становится темно так резко. Вздох облегчения и мгла, приятно окутавшая сознание.
Quattuordecim
Сознание медленно возвращается ко мне. Пищание где-то очень близко неприятно играет на натянутых струнах в голове. Во рту сильно пересохло. И пахнёт чем-то странным. Странным и знакомым. Пытаюсь двинуть рукой, чувствую, как указательный палец что-то сдавливает. Моё глубокое дыхание и пиканье. Затылок тянет, пока картинки с ужасными воспоминаниями, перекрывая друг друга, проносятся перед глазами.
Вэлериу… кровь… змея… кости. С губ срывает обессиленный стон.
– Родная моя, доченька, проснулась, – такой нежданный и любимый голос раздаётся надо мной.
Приоткрываю глаза, по которым ударяет яркий свет. Жмурюсь, облизывая губы. Так тяжело. Дышать тоже сложно, как будто в горле осколки. Снова пытаюсь открыть глаза, концентрируя мутный взгляд на женском лице.
– Мама, – шепчу, и она улыбается мне.
– Ты меня так напугала, доченька. Мне Иона позвонила, и я прилетела первым же рейсом. Милая моя, – приподнимаясь, она целует меня в щеку и гладит по волосам.
Привыкаю к свету, который оказывается не таким ярким, каков показался мне поначалу. Даже тусклый от лампы по правой стороне. Не могу вспомнить, как я оказалась в этой комнате с белым потолком и этим пищащим монитором рядом.
– Где я? – спрашиваю, поворачивая голову вбок, и смотрю на зелёный экран, где бегает ломаная линия.
– В госпитале, Лия. Ты помнишь хоть что-то? – обеспокоено произносит она.
Многое помню, все помню, но сейчас так тяжело говорить, что мотаю слабо головой, кривясь на неприятную выпуклость на затылке.
– Упали… ночь… – шепчу, сглатывая горький привкус, скопившийся во рту.
– Вы упали в яму. Наутро ребята не придали значения, списав это на то, что вы пошли искать хворост для костра. Но к вечеру вся группа вернулась, и забили тревогу. Вас отправились искать всем городом, столько гадостей говорили, – мама закрывает глаза от воспоминаний, а я корю себя, что доверилась не тем.
– Нашли вас. Вы были все без сознания. Когда вас подняли, то привезли сюда. Мужчинам досталось меньше твоего, родная. У тебя сильнейшее обезвоживание, ты была на грани смерти. Сотрясение, раны на руках, видимо, схватилась за деревянные обломки, когда падала. Ужасно, что я могла потерять тебя. Как ты могла так бездумно пойти туда? Почему там были братья Велиш? Только они? – уже яростно вопрошает она.