– Нет! Аурелия! Нет! – этот человек, преследующий меня повсюду, кричит так громко. Губы начинают дрожать, ударяю по лошади. Быстрее! Прошу быстрее! Дома буду в безопасности! Быстрее!

Не успеваю я доскакать до ворот, как земля начинает дрожать подо мной и на моих глазах башня падает в овраг позади замка. Кричу. Тяну поводья. Лошадь встаёт на дыбы. А повсюду огонь, он полыхает в замке, разрушая его изнутри. Кричу снова и снова от страха и ужаса. Слышу такие же крики внутри замка. Там люди! Люди! И они будут сожжены заживо! Лошадь брыкается подо мной, пытаясь сбросить. Пятится назад. Снова встаёт на дыбы. Не могу больше держать поводья, удушливый запах палёного мяса достигает носа. Кричу и вылетаю из седла. Хватаюсь руками за воздух и падаю. Лечу в бездну. Закрываю лицо руками, кричу. Громкий всплеск и погружаюсь в ледяную воду. Пытаюсь выплыть, но платье такое тяжёлое, оно тянет меня ко дну. Задыхаюсь… открываю рот, и он наполняется тело гнилой водой…

Глубокий вдох. Подскакиваю на постели, обливаясь холодным потом. Моргаю, темно вокруг. Моя спальня. Снова сон. Трясущимися руками дотрагиваюсь до лба, глаз, тру лицо. Тихо плачу, придвигая к себе ноги.

– Хватит, прошу тебя, хватит, – шепчу я, раскачиваясь туда-сюда.

– Аурелия…

– Хватит! Оставь меня! – уже кричу, сжимая руками волосы и причиняя себе боль.

– Пожалуйста, – шепчу, понемногу приходя в себя. Поднимая голову, смотрю в темноту. То, что увидела, до сих пор перед глазами. Огонь и крики людей о помощи. Кто они? Кто тот, что зовёт меня? Почему меня?

Судорожно дышу, тело трясёт в ознобе. Бросаю взгляд на часы, семь утра. Господи, за что?

– Лия, пора ехать, – в мою спальню стучится Иона.

– Иду, – отвечая, смотрю на себя в зеркало.

Собрав волосы в тугой пучок на затылке, набрасываю на голову чёрный платок, в котором все женщины ходят в церковь. Считается, что мы, девушки, женщины, девочки, уже грешны перед богом. И для нас служба проводится отдельно, после мужчин. Мама пыталась бороться с таким правилом, но безуспешно. Мы истинный грех, рождённый в плотской радости. И никак иначе мы не выглядим перед церковью. Осмотрев своё чёрное платье ниже колен и тёмные колготки, грустно усмехаюсь на это одеяние, натягивая сапоги. Почему мы грешны? Потому что женщины. Хотя у женщин тут больше власти, чем у мужчин. Нас больше, в совете из десяти людей – семь женщин. А церковь неподвластна законам.

Ещё до сих пор не пришла в себя после нового кошмара. Они меняются, становятся красочными, а затем снова ночь и страх. Как же мне не спать? Я физически нуждаюсь в отдыхе. Изнурена и потеряна в собственной иллюзии, которая находится за гранью.

Выхожу из спальни, натянуто улыбаясь элегантной бабушке. Она в чёрном кашемировом пальто, а под ним, как обычно, облегающее платье тёмного тона с глубоким декольте и обязательно кожаные сапоги на высокой шпильке. Только сегодня не накрашена, и её бледное лицо так ярко контрастирует с чёрным платком, повязанным на современный лад, но она не менее красива. Без всего этого грима, который нам запрещают даже трогать, она выглядит ещё моложе.

Мы садимся в её машину и едем к церкви, где уже припарковано множество автомобилей. Все жители нашего города собрались на воскресную службу. Мужчины, отсидевшие уже проповедь, отправились завтракать, а потом будут ожидать своих девушек, жён, матерей тут.

Мы подходим к множеству знакомых, здороваясь и желая лёгкой недели. Традиция. Плетусь за бабушкой, снимая с себя пуховик, кладу его при входе к куче одежды других людей. Мы идём по проходу, останавливаясь у первого ряда, где находится наше место, как одних из главных в этом городе. Шушуканья и шёпот за спиной, множество глаз осматривают нас. И это привычно уже. Опускаясь на скамью, кладу себе на колени библию. Поднимаю взгляд, смотрю бессмысленно на распятого Иисуса, святых и свечи. Все так блестит, золото отполировано, драгоценные камни сверкают в свете свечей, и это вызывает усмешку. Разве богатство и демонстрация его не грех?