Разрушенные, полуразрушенные, оставленные, недостроенные мосты, висящие в воздухе недосказанных, недодуманных сожалений, упреков, попреков. Такие мосты-руины как древние линии святилищ попутных благоприятствующих ветров, как просто очертания чьих-то забытых часов просчитанной, измеренной вечности. Над пропастью недостроенной вечности лежит, движется, расширяется пространство брошенного, оставленного впопыхах соучастия путевым скоростям-одержимостям, ритмическим постукиваниям рельсовых стыков.

Распад сознания, мыслимый хлебом, едой, вином оголодавшего радостью, приязнью, сочувствием пространства. Ландшафт как предвидение сочувствующего внимательного взгляда; как произведение глаза, чья оптика втягивает в себя струны, натяжения, фигуры, рельефы ментальных желаний сокровенной близи, отдаляемой горизонтами, кругозорами времени-места.

Пульсирующая, нарастающая, грохочущая, обваливающаяся тишина пространств, несущих устои мира, образующих метагео-графию обрывочной, горячечной, безумной речи сдвигающихся, скрежещущих, деформирующихся мест. Ландшафты восклицаний, нервических риторик, блистающих-мерцающих мегаполисов сна. Убранные вовнутрь навсегда горизонты кричащих, орущих лесных далей. Оглохшая тишина остервеневшего шторма, подающего океанское небо в воющей кайме серых волчьих времен. Ветряная аура рыданий, окаменевшего рёва разглаженных и скомканных степных курганов. Комки застрявших в глóтке горловых, спёртых долин застывших, застоявшихся рыков утесов, осыпей, скал. Пульсирующая справедливость метагеографиче-ских оболочек глубинных пространств неизвестности.

Может быть, Тёрнер.

Чертёж лица природы изменялся так скоро, как только могла меняться чудесная пустотность сверлящего глубинного цвета, белеющей растекающейся, саморазбрасывающейся яростной желтизны – яичного желтка вязкого, липкого небытия, проникающего незаметным, вездесущим бытиём пространства незаконного, запредельного, метагеографического.

Белый бумажный лист октября с неверным, дрожащим, неуловимым парусником опавшего, павшего, палого палевого листа. Поле разрыва, расхождения перепада шероховатой акварели искренней осени цвета, света, пространства. Уходящая в сторону глубина плоского пламени заката, выдержанного, растянутого, опрокинутого плёнкой лиловеющего воздуха-воды, каплей невесомого, легкого забвения бытия.

Внутри своего собственного пространства, внутри своего собственного глаза, растерянного сферами растекания исполинского волнообразного цвета-света, цвета-цунами, накрывающего «с головой» возможность спокойного панорамного классического ландшафта. Сфера-труба, нагнетающая динамику, движение, ветер, ускорение, взрыв обезумевшего глаза, заменяющего дальнозоркий или близорукий взгляд потоком неприрученного, дикого, расфокусированного пространства, облекающего, обхватывающего, опространствляющего себя самоё.

Необузданный, неописуемый аппетит глаза, замеченного в съедении, поглощении, пожирании жуткого, обесчещенного пространства, разворачивающегося, разлагающегося кольцами, спиралями пронзительного ландшафтного света – географических образов пространства-цвета, пространства-как-цвета, цвета как «оландшафтенного» пространства.

Тайфун света, застилающий обыденные интерьеры бытия, размазывающий, расплющивающий само пространство неистовым световоротом, круговоротом, цветоворотом.

Пожар пространства, распадающегося дождем, сыростью и паром стремящейся в вязкий и липкий туман вечности.

…И мякоть каменного неба покрывает ландшафт скрывающегося от самого себя взгляда, безвольного тела затопленного безразличным светом пространства.