— Такое возможно?

— Конечно. Я точно не знаю, как это происходит, но думаю, когда человек теряет волю к жизни, он запускает в себе некий механизм — режим самоуничтожения, и сгорает прямо на глазах в считанные дни. Но давай не будем о грустном. Просто не думай о плохом.

— Но если есть и другие средства, почему госпожа Мэв не рассказала о них? — не унималась Ева. — Она говорила, что мне помогут только эти цветы!

— Кажется, ты говорила, что она ведьма?

— В городке так считали.

— Видишь ли, у колдунов свои способы, а у докторов — свои. Она знала, как лечить тебя с помощью колдовских цветов, а я знаю, как это можно сделать с помощью других лекарств. И, более того, возможно, я знаю, как тебе излечиться навсегда. Если это то, о чем я думаю.

Речь Мориуса звучала очень логично, и Еву это успокоило. Вдруг и правда нет ничего такого страшного в сомнамбулизме? Если нондиверы получится заменить чем-то более доступным, жить точно станет легче. Теперь даже есть надежда на то, что после лечения Мориуса лекарства Еве больше не понадобятся. Ради этого стоит попробовать его снадобье!

Госпожа Мэв, ведьма, назвала особенность Евы проклятьем. Но ведь она не была такой образованной, как Мориус. Она просто могла не знать, что такие болезни успешно лечатся и другими лекарствами.

— Меня удивляют твои познания, — сказала Ева, — и твоя готовность помогать мне. Это все еще кажется странным.

— А меня удивляет твое недоверие, — спокойно ответил Мориус, убирая подогретый завтрак из очага и устанавливая туда чайник, — ведь я ни разу еще не подвел тебя. Кроме того просчета с пожаром.

А ведь и правда: ни разу не подвел. Хотя и скрывал что-то. Но Ева разберется с этим позже. Сейчас же она успокоилась и желала лишь одного: поесть! Еда пахла восхитительно, и Ева подвинулась ближе к столу.

— И о чем же мы говорили ночью? — спросила она, уплетая омлет с помидорами.

— Да ни о чем практически. Ты спросила, не объявлялись ли твои друзья.

— И все?

— Сомнамбулы обычно плохо поддерживают разговоры. Чаще всего вообще не замечают никого. Либо отвечают кратко и односложно. На самом деле то, что ты вообще отвечала мне, — скорее исключение, чем типичное поведение сомнамбул.

Остаток позднего завтрака они провели за непринужденной беседой. Ева чувствовала себя уставшей, но все равно изъявила желание поехать с Мориусом на рынок за травами для снадобья. В этот раз лорд не отказал ей, и они уехали вместе. На обратном пути заехали в дом Евы. Она пришла в ужас от увиденного. Как и говорил лорд, весь холл выгорел дотла. Остались лишь каменные стены, покрытые сажей. Если бы не вовремя принятые меры, дом сгорел бы весь.

Внутри сильно пахло гарью. Ева прикрыла нос платком и вошла внутрь. Ничего не осталось, только угли от мебели, пепел от книг и фарфоровые черные черепки от посуды. Ева пробралась к месту, где раньше стоял сервант, присела на корточки и разрыла рукой то, что от него осталось. Ева искала камни. Они не должны были сгореть, они должны быть там. Только сейчас Ева поняла, что ощущения взгляда больше нет. Она украдкой взглянула на стену, где был портрет. От него ничего не осталось, даже рамы. Ни кусочка от холста — лишь черное прямоугольное углубление в стене. Ева вновь вспомнила Дария. Чувство сожаления с каждым часом увеличивалось, точно болезненный нарыв. И дело было не в пожаре, а в том, что совсем недавно она осуждала действия музыканта, но сама поступила с ним точно так же. Просто сожгла его портрет — его дом, как он сам некогда сжег тела других людей. И хотя теперь все было спокойно, Ева ощущала какую-то тревогу. Поджигая портрет, она тешила себя мыслью, что помогает Дарию. Но помогла ли? Не сделала ли она еще хуже? Где он теперь? Ева так хотела вновь поговорить с ним. Ведь он такой же человек, как она, хоть и сбившийся с пути. Кто угодно сошел бы с ума, оказавшись в подобной ловушке.