Понимая, что разбередил нянечке душу и успокоить её сейчас можно даже не мечтать, Егоров продолжил задавать вопросы:

– Что было после убийства? И как сложилась дальнейшая судьба Росса после случившегося?

– А что случившееся? Ребенку всего пять лет, да и не первая смерть это была в том году. Зима лютая выдалась. Трое замёрзли, когда из интерната сбежали, ещё двое под лёд на озере провалились… От болезни двое… Смерть Сеньки никого не удивила тогда из начальства, списали на несчастный случай. Кто же будет грех на душу брать и дитя убийцей клеймить?

– Я так подозреваю, что Михаил повторял подобное? – уточнил Егоров, но Валентина в ответ только грустно улыбнулась.

– Да кто же к нему сунется после такого? Все дети его боялись и за глаза мясником называли, но в лицо такое ему никто не говорил. Да и сейчас среди воспитанников страшилка гуляет про мальчика, который приходит по ночам, выкалывает детям глаза и пьёт кровь. Но вы не подумайте… Миша… он не был злым… он просто другой…

Ухватившись за мысль, Егоров сказал:

– Попробую угадать. Михаил был расчётливым ребенком и ситуация с Сеней имела лишь одно направление – сделать так, чтобы никто и никогда больше не пытался у него что-то отобрать. Такой вариант возможен?

– Юра, я даже не задумывалась о таком… – Валентина испуганно прикрыла рот ладошкой. – А ведь правда! Он никого не задирал, не пытался выделиться в коллективе, как это делали другие. Миша был замкнутым мальчиком, и все случаи с ним происходили только когда кто-то пытался нарушить его личное пространство.

– Всё-таки были другие случаи? – уточнил Егоров.

– Все другие происшествия заканчивались просто дракой. Миша просто бил обидчиков. Больно, основательно, но без увечий. И никогда не жаловался и не искал справедливости у воспитателей. Возможно, именно благодаря этому он и заслужил своеобразное уважение среди сверстников. Вы же знаете, как в детском коллективе относятся к доносчикам?

– Неужели он никогда не оказывался в позиции проигравшего? – удивлённо вздёрнул брови Юра. – Всё-таки он не один год прожил в интернате.

– Скажу вам честно, – немного замявшись, ответила Валентина. – Эти дети беспризорные, сегодня они здесь, а завтра сбегут. И голодно у нас бывает, и работать заставляем.

Проведя шершавой ладонью по стоявшей в сторонке табуретке, нянечка уточнила:

– Этот табурет сделал Миша. Посмотрите, какая аккуратная работа. У нас при интернате свой швейный цех и столярная мастерская. По установке партии мы приучаем детей к труду и даём профессию. Летом дети работают на интернатовском огороде, зимой в цехах. Нужно же как-то дополнительные средства изыскивать. Не всем воспитанникам это нравится и они сбегают.

В памяти Егорова всплыл образ попрошаек с Воронежского вокзала.

– Но Миша никогда не сбегал, – вернувшись из воспоминаний, продолжила Валентина. – Он словно принимал условия договора. Честно работаешь и интернат обеспечивает тебя пищей и кровом. Он прилежно учился, вообще впитывал любые знания до которых мог дотянуться. Любил изучать иностранные языки, в библиотеке интерната было несколько учебников, он сносно говорил на немецком, испанском и французском. Понятно, что ему не хватало практики, но даже военные были удивлены. А на отборе в специальное училище Миша показал отличные результаты не только среди сверстников, но и в сравнении с ребятами которые были старше.

– А вот с этого места поподробнее, – встрепенулся Егоров, – что за специальное училище? Кто руководитель? Где находится?

Особливо стоящий дом на окраине Раменского с первого взгляда выглядел нежилым. Лишь по небольшой натоптанной тропинке в зарослях буйно разросшегося по двору бурьяна можно было понять, что в доме есть обитатели. Егоров долго изучал взглядом старую постройку с покосившейся крышей и заросшими вьюном стенами, прежде чем постучал в низкую, сделанную по старинке, дверь.