– Скажи графу, что непременно буду. – Чуть подумал и добавил: -Буду во всей красе.

Посыльный поклонился, хотел уйти.

– Мария, – крикнул Волков, – дай человеку пива и сыра с хлебом.

Служанка быстро стал исполнять приказание, а Брунхильда дочитывала письмо от графа, улыбалась.

Кавалер протянул к ней руку и произнёс:

– Дай-ка, погляжу, что он тебе там пишет.

– Зачем же вам смотреть, – вдруг нагло заявила красавица. – То мне письмо, а не вам, я ваши не смотрю, так и вы мои не смотрите.

От неожиданности, от дерзости такой он даже рот открыл, был так этим ответом обескуражен, что, увидав его лицо, служанка, которая наливала пиво гонцу, прысну со смеху. Служака! Над ним смеялась! Он бы кулаком по столу дал, заорал бы на эту девку дерзкую, да нельзя при посыльном, этот обязательно расскажет графу. А Брунхильда с улыбочкой наглой сложила письмо и спрятала его себе в рукав платья.

– Дура, – тихо сказал кавалер.

Когда посыльный уехал, он сидел за столом и молча ел, Брунхильда пыталась с ним говорить, но он ей не отвечал. Всё не мог успокоиться. Как вспоминал смех служанки, так его передёргивало от обиды. Так и хотелось встать и натаскать её за космы.

Ещё до обеда он послал Максимилиана собрать господ офицеров.

Первым пришёл Роха, за ним приехал все остальные. Как все собрались, так он и начал. Для начала прочёл всем письмо графа, а потом спросил:

– Найдутся среди ваших людей охотники сходить со мной на смотр?

Прокорм за мой счёт ещё и по десять крейцеров за день жалования.

– Ну, смотр – не война, все согласятся, – сказал Рене.

– Ещё и обрадуются. – Добавил Бертье.

– Из моих людей будет столько, сколь вам потребно. – Сказал Брюнхвальд.

– А из моих, так все будут рады хоть какой-нибудь деньге. – Засмеялся Роха.

– Тогда подготовьте по двадцать человек лучших, и с сержантами. И чтобы доспех начищен и оружие сверкало.

– Все лучшие будут с вами, – заверил Брюнхвальд.

– Мы подготовим людей, – сказал Рене.

Они стали расходиться, кавалер вышел их проводить, и на глаза ему вдруг попались Максимилиан с Сычом. Они сидели у забора и зубоскалили, смеялись над чем-то.

Он поманил их к себе.

– Да, экселенц, – сразу откликнулся Сыч.

И Максимилиан тоже подошёл.

– Максимилиан, завтра покажи Сычу лачугу монаха, а ты, Фриц, сходи за лачугу, посмотри кладбище за ней, может, монаха встретишь, поговори с ним. Спроси, кого он там хоронит и что думает про волков.

– Да, кавалер, – сказал Максимилиан.

– Но не тяните, потом возвращайтесь и подготовьтесь к смотру. Мы едем к графу. Вы, Максимилиан, поедете моим знаменосцем. А ты, Сыч, поедешь оруженосцем, одежду выстирать, помыться побриться, коней вычистить. Нас будет первый маршал герцога смотреть. В общем, дел много.

– Не волнуйтесь, экселенц, всё успеем, – заверил Сыч.

– Да, кавалер, – сказал Максимилиан.

Это хорошо, что в Эвельрате он купил людишкам Рохи хоть какую-то одежду, не иначе, как чувствовал. Теперь хоть два десятка этих людей можно было одеть и обуть так, что за них стыдно не было.

Отобрали из них два десятка лучших, самых высоких и тех, что не шибко тощи. Шлемы, стёганки, войлочные куртки им раздали, выдали чулки и башмаки, раздали мушкеты, построили в два ряда.

Хилли и Вилли сержантами в начало строя стали. Так они и вовсе в доспехе начищенном красавцы. И Роха с ними со всеми ротмистром. Бородища чёрная, платье потрёпано, нога деревянная, сам на добром коне, прямо как из похода. На вид, так бывалый офицер, отец солдата, да и только. Поглядел на них Волков и подумал, что, может, не так уж все плохи они. На вид, конечно, какими в деле они будут – так то одному Богу известно.