Теперь речи этого человека были ещё убедительнее, говорил он, конечно, гладко, но всё равно генерал не доверял ему и не собирался посвящать в свои планы.

«Пусть делами докажет, что ему можно доверять», – подумал барон, а потом и спросил:

– Ну а товары, что вы тут храните… Среди них есть и вещи этого вашего Вига Черепахи?

– Конечно, я храню его товары, их тут немало, товар у него хороший, дорогой, ждёт своего покупателя, – сразу отвечал Вайзингер, посмеиваясь. – А как иначе? Я же хранитель имущества, должность у меня такая.

Ещё немного подумав, Волков пришёл к выводу, что это и хорошо, что воры и пройдохи хранят тут своё наворованное. Да, это даже и хорошо. После он вздохнул и сказал:

– Ну что ж, приводите сюда своего Вига, поговорю с ним.

– Вот и слава Богу, – произнёс Вайзингер и, допив вино до дна, сказал: – Завтра в полночь буду тут с ним, а с Колпаками и тачечниками переговорю днём; о том, как прошёл разговор, сообщу вам в полночь.

– Будьте осторожны, – просил его генерал и протянул руку.

– Уж не беспокойтесь, барон, – заверил его хранитель имущества Его Высочества, пожимая ему руку. – Без осторожности меня бы тут давно прирезали.

Волков пошёл за ним к выходу, вышел в темноту ночи и оглянуться не успел, не успел на коня сесть и выехать со двора казармы на площадь, а Вайзингер уже исчез в ночном холодном дожде. И теперь генерал ехал по пустынным улицам, а сам размышлял о том, как бывает хитёр и умён человек. Так умён, что даже ему, повидавшему всякое, подобный хитрец покажется человеком пустым и никчёмным, хотя на самом деле будет умным и опасным. Или полезным. Хорошо бы, если так.

За этими мыслями генерал доехал до своего дома и буквально рухнул в перины, так как спать хотел невыносимо. Так, как давно не хотел. Тем не менее, успел перед тем наказать Хенрику чтобы утром звал к нему на завтрак прапорщика Брюнхвальда и оруженосца фон Готта. Для беседы.

Глава 12

В общем-то, звал он их для того, чтобы предупредить кое о чём, но ещё и порасспросить о том, как идут их дела. Как вообще поживает фехтшуле «Непорочной девы».

Томас поставил перед ними целый поднос ещё горячего хлеба. Тот был только что от булочника, который жил на соседней улице, всего в сотне шагов от дома, где остановился генерал. Вернее, то были булки и кренделя. Булки были очень жирны от сливочного масла и сладки, а на румяных кренделях лежали, как и положено, большие крупицы соли. Сразу за хлебом Гюнтер внёс целое блюдо, где вперемешку лежали, ещё шкворча жиром, жареные с луком ливерные и кровяные колбасы. Кувшин с парным молоком, большая миска отличного мёда, потрошёная солёная сельдь (непотрошёную пусть чернь ест), свежее пиво и кофе – всё это быстро появлялось на столе перед молодыми людьми и бароном.

– Прошу вас, господа, – предложил приступить к завтраку генерал. Он сам прекрасно выспался и проголодался, так что вся эта еда и ему пришлась по вкусу. Гюнтер был молодец. А Максимилиан и фон Готт не заставили себя упрашивать, тут же прапорщик уложил себе на тарелку селёдку, а оруженосец потащил из сковороды целую кровяную колбасу. Он также разломил крендель и, макая его в горчицу, стал есть вместе с кусками колбасы.

– Ну и как у вас идут дела? – спросил генерал, тоже беря себе колбасу. – Как ведёт себя городской народец в школе? Всё ещё заносчивы? Всё ещё дерзки?

– Не так чтобы сильно…, – отвечал фон Готт, расправляясь с кренделем и колбасой.

– Со мною вчера даже двое поздоровались, – добавил прапорщик, – позавчера я с ними выходил на поединок, мастер нас сводил – посмотреть, как я и они работают полуторным мечом и баклером. Другие подходили посмотреть, и я не стал их при товарищах сильно позорить, дал им показать, на что они способны.