«Какая прелесть. Нужно будет порасспросить про него у хозяйки моего дома, госпожи Хабельсдорф».

Глава 4

О, Топперт был и вправду молодец. Волков просил у него список первых городских еретиков на десять человек, а он не поленился и написал о двадцати трёх. Тут были первые купцы, домовладельцы, банкиры, первые лица городских гильдий и коммун. Список был составлен с любовью и подробностями. Филипп Топперт очень старался и, учитывая, как быстро и как подробно список был написан, понятно было, что человек вложил в эту работу душу и был готов к ней заранее.

Только чтобы прочесть всё это, барону потребовалось полчаса, а к концу списка он с удивлением понял, что трое из этого списка проживают на улице Жаворонков. Неудивительно, улица была чиста и тиха. Она не походила на те улицы, что вечно забиты телегами и тачками, где дымят кузни и воняют прогорклым маслом дешёвые харчевни.

Генерал снова вернулся за стол, где Дорфус с помощником рисовали карту; барон рассматривал нарисованные улицы и иной раз заглядывал в списки, чтобы понять, где селятся нобили еретиков.

Ещё до обеда в казармы вернулся фон Флюген. И взглянув на него, Волков едва не засмеялся. Молодой человек придерживал левую руку, а ещё на его лице от носа и под оба глаза растекался пурпуром свежий синяк. И настроение у него было не очень хорошее, а когда генерал отозвал его в сторону и спросил, что произошло, оруженосец ответил:

– Это всё ублюдок Герхард Фабиус.

– Что он сделал?

– Сначала, когда я подошёл к ним, чтобы посмотреть, как двое из них будут драться на мечах и кинжалах…, – начал свой рассказ оруженосец.

– Двое… Местные ученики школы?

– Ну да… два взрослых горожанина. Их судил мастер, и я встал рядом с ареной, а один бюргер встал рядом со мной, это и был проклятый Фабиус.

– И что, он ударил вас?

– Нет, – бурчал юноша. – Сначала я с ним заговорил. Спросил, по каким правилам будут драться. Ну а он мне ответил. Всё объяснил, я подумал, что он благородный человек…

– Часто ли вы видели благородных бюргеров? – усмехался генерал.

– Я просто думал: раз люди учатся владеть благородным белым оружием, то они и должны быть благородными. А если…

– Ладно, ладно, – перебил его генерал. – Об этом после. Что же устроил этот благородный бюргер Фабиус?

– Ну, сначала мы смотрели, как идёт поединок, и разговаривали с ним, он рассказывал мне, кто из бойцов с каким оружием сильнее, он казался мне достойным человеком.

– И что было дальше?

– А как поединок закончился, он и говорит, мол, надо проверить и меня… Ну, каков уровень моего мастерства.

– Но я же запрещал вам вступать в поединки с местными, – напомнил генерал.

– Я ему так и сказал, а он сказал, что настоящего оружия мы использовать не будем, а возьмем шесты. И что отказываться я не должен, чтобы все в школе не подумали, что я трус и все люди герцога трусы.

Барон уже понял, что разрешение фон Флюгену посещать фехтшуле было ошибкой. Он вздохнул и спросил:

– Вы когда-нибудь упражнялись в работе с шестом или копьём?

– Отец говорил мне, что шест – оружие черни, а единственно достойное копьё – это копьё для кавалерийского боя.

– Ясно; и вы, значит, согласились на поединок с незнакомым соперником и незнакомым вам оружием?

– Так они все меня подбивали, окружили и говорили: не бойся, не бойся, это же просто учебный поединок. Вот я и согласился.

– А вы, фон Флюген, не по годам умны, – едко заметил барон.

– А что… Они казались милыми людьми, я думал, что подружусь с ними, особенно с этим Фабиусом.

– Ну понятно… Значит, вы вышли с ним на арену. И что же там произошло?