– Вот как? – сначала она не понимала, о ком он говорит, а потом стала догадываться. – А, так вы про тех молодых людей, что были с нами в башне. Да, наверное. Они достойны отдельной награды. У моего мужа, прими Господь его душу, есть хорошие кони. Может, подарить им коней?

Волков качает головой:

– Нет, коней они и сами могут купить; вы можете одарить их так, что они будут помнить о вас до конца жизни.

Тут она снова недоумевает:

– И что же я такого могу им дать удивительного?

– Уж не знаю, – он о чём-то думал, что-то вспоминал. – Кажется, всё-таки можете. Да. Нужно будет узнать. Может ли не сеньор, а сеньора жаловать человеку рыцарское достоинство.

– Рыцарское достоинство? – удивляется принцесса.

– Ну да… – Волков всё ещё размышляет. – Вот уж был бы дар так дар, и главное, вам то ничего не стоило бы. Феодов им не надобно, они будут кавалеры безземельные.

– Так узнайте всё наверняка, можно ли жене приводить юношей в рыцарское достоинство, – говорит маркграфиня, кажется, воодушевляясь этой мыслью. – А что, буду и для ваших людей сеньорой, будут звать меня инхаберин. Мне же то не сложно будет, я как-то ещё при батюшке присутствовала на акколаде, помню, как шпоры батюшка юноше сам вязал, думаю, справлюсь, сделаю их рыцарями, если воинам вашим будет от того большая радость, – тут принцесса встала: всё – обед закончен. – А пока пойдёмте со мною, барон, покажу вам наши псарни и конюшни, гордость моего супруга покойного. Сказала нашему обер-егермейстеру, чтобы ждал нас, обещала, что приведу вас ещё до обеда, видно, заждался уже, – она взглянула на барона ласково. – Ну, ежели, конечно, у вас нет иных дел.

– Никаких дел. Я весь в вашем распоряжении, Ваше Высочество. Посмотрю псарни, потом в Вильбурге расскажу, как всё устроено, – Волков тоже встал из-за стола.

Глава 11

Когда они проходили по коридорам, за ними, кроме фон Готта, пошла и товарка маркграфини госпожа Кольбитц, а встретившуюся по дороге Магдалену генерал жестом позвал с собой: ступай за нами.

В итоге Волков с фон Готтом и тремя женщинами спустился во внутренний двор и, пройдя через арку в следующее пространство, сразу услышал собачий лай. Мальчишка лет двенадцати, лениво валявшийся в теньке на ступенях перед большим павильоном, заметил их, вскочил и забежал в помещение через широко распахнутые двери; и уже через мгновение на пороге появился и стал спускаться к ним крепкий и складный, как истинный турнирный боец, не старый ещё человек с небольшой и аккуратно стриженой бородкой. Он был хорошо одет, правда, в этакой жаре его высокие, до бёдер, мягкие сапоги для кавалерийской езды смотрелись несколько странно, а ещё он был в берете, который при приближении принцессы и барона тут же снял с головы, после чего отвесил им поклон с грацией и, как показалось Волкову, нарочитой театральностью.

Принцесса и барон кивали ему в ответ, и она представила мужчин друг другу:

– Барон фон Рабенбург, рыцарь курфюрста Ребенрее, – и добавила со значением: – мой спаситель, – после она указала рукой на встречавшего их человека, – а это наш обер-егермейстер, господин Гуаско ди Сальвези. Покойный маркграф звал его просто Виторио. Как верного друга.

– Гуаско? – переспросил генерал после поклона, замечая на лице егермейстера веснушки. – Я знавал одного Гуаско, он лет семнадцать или восемнадцать назад собирал отряд в Комини. Предлагал хорошие деньги, но я тогда уже нанялся к другому капитану. Звали его, кажется, Чезаре.

– Если Гуаско из Комини, – сразу отозвался егермейстер, – то непременно Чезаре. Они все там «чезаре» (Цезари), – он засмеялся.