Когда страсти улеглись, они лежали рядом, глядя в потолок. Воздух был наполнен тишиной, в которой смешивались лёгкое напряжение и странное чувство освобождения. Их дыхание постепенно замедлилось, становясь ровным и глубоким.

Данила осторожно перевёл взгляд на Милу. Её лицо выглядело спокойным, но её глаза, устремлённые вдаль, будто видели что—то невидимое. Её волосы разметались по подушке, создавая золотистый ореол. Он хотел что—то сказать, но слова застряли в горле.

– Странно, – вдруг произнесла она, не поворачиваясь к нему. Её голос был тихим, почти задумчивым, как будто она говорила не ему, а самой себе.

– Что странно? – спросил Данила. Его голос всё ещё был слегка хриплым от усталости.

– Вот оно, – продолжила она, чуть громче. – Мы здесь, в этом доме, в этом… разрушенном мире.

Она замолчала, подбирая слова.

– И даже несмотря на всё это, я чувствую себя… живой.

Данила молчал, вслушиваясь в её слова, которые отзывались где—то глубоко внутри него. Это странное, противоречивое чувство – мир рушился, но рядом с ней он ощущал, что время остановилось, позволяя им просто быть.

– Не так уж это и плохо, правда? – наконец сказал он едва слышно. – Быть живым. Даже сейчас.

Мила повернула голову, и их глаза вновь встретились. В её взгляде мелькнуло нечто новое – тепло, которого он никогда прежде не замечал.

– Ты прав, – мягко ответила она. – Это всё, что у нас есть сейчас.

Тишина вновь заполнила пространство между ними. Но теперь она была иной. Она больше не угнетала, не была преградой. Она стала тёплой и утешающей, словно защитный кокон в этом разрушенном мире.

Когда Мила вздохнула, её плечи чуть приподнялись и опустились. Её голос прозвучал неожиданно низко, лишённый привычного сарказма.

– Знаешь, я никогда не думала, что смогу почувствовать что—то… настоящее. Такое настоящее, – она замолчала на мгновение, не отрывая взгляда от потолка. – Всегда казалось, что всё – игра. Университет, друзья, цели. Даже семья. Все чего—то хотят, все что—то доказывают. А теперь всего этого больше нет. Остались только мы.

Данила молча слушал. Её слова звучали откровенно, как будто она позволила себе открыть то, что так долго держала под замком.

– Иногда я думала, что просто нужно быть сильной, – продолжила она. – Бросать вызов, идти вперёд, притворяться, что ничего не ранит. Это… работало. До какого—то момента. А потом я встретила тебя.

Она повернулась к нему, их глаза снова встретились. Лунный свет придавал её взгляду странную глубину.

– А ты был таким… настоящим. Таким другим. Я видела, как ты прятался, как ты боялся, и это казалось мне слабостью. Но теперь я понимаю, что ты был сильнее меня. Потому что ты не притворялся. Ты просто был собой.

Данила внимательно посмотрел на неё. Его лицо оставалось спокойным, но внутри он чувствовал, как её слова разрушали что—то старое, больное, что всегда жило в нём.

– Ты права, – наконец сказал он. – Я боялся. Всегда. Боялся, что меня не заметят, что меня не примут. Но, Мила, теперь это неважно. Все эти страхи, все эти игры… они больше ничего не значат. Теперь мы просто… живём.

Она откинулась на подушку, и её взгляд снова устремился в потолок. Тишина вновь заполнила комнату, но теперь она казалась мягкой, почти уютной.

– Как думаешь, у нас получится? – вдруг спросила она, и оттого её голос звучал немного отстранённо. – Думаешь, есть шанс?

Данила долго молчал, обдумывая её слова.

– Не знаю, – честно ответил он. – Но я знаю одно: мы будем бороться. До конца. Потому что у нас нет другого выбора.

Она кивнула. Её лицо оставалось серьёзным, но в её глазах появилась слабая искра надежды. Медленно, как будто не до конца осознавая, что делает, она протянула руку и нашла его ладонь. Их пальцы легко переплелись. Этот простой, почти невесомый жест говорил больше, чем любые слова, и потому они снова замолчали.