Василий отправился на поиски своей машины. В гараже было по-вечернему пустовато, и он удивился, увидев невдалеке от ворот какое-то непривычное скопление людей. Подойдя поближе, он разглядел, что люди окружили одну из вернувшихся в парк машин. Среди промасленных комбинезонов слесарей мелькали чистые брюки и куртки водителей. Копылов понял, что произошло очередное ЧП, и суеверно поплевал через левое плечо: пронеси, Господи. Он считал, что увидеть перед заступлением на смену разбитую машину – очень плохая примета. В какой-то степени это было правильно: зрелище изуродованного, скомканного, как грязная промокашка, автомобиля могло надолго испортить настроение, а выезжать на сумасшедшие московские улицы в плохом настроении – значит, искать неприятностей на свою голову.

Он подошел еще ближе и увидел, что автомобиль, вокруг которого толпились люди, цел. В толпе он заметил своего сменщика, но теперь это не имело значения. Сплошная стена ног и спин вдруг заволновалась, раздалась в стороны, и на открытое пространство вышли трое. Точнее, шли своим ходом только двое, а третий висел у них на плечах, вяло перебирая ногами в испачканных голубых джинсах. Голова его безвольно свисала на грудь, с лица обильно капала густая жидкость, казавшаяся в мертвенном свете ртутных ламп черной, как сырая нефть. Копылов, которого всегда мутило от вида чужой крови, поспешно отвернулся, но все же узнал в раненом Игоря Турусова, с которым находился в полуприятельских отношениях. Это меняло дело, и Копылов со всех ног бросился к приятелю.

– Игореха! – крикнул он. – Чего случилось? Его оттолкнули в сторону.

– Не лезь, – сказал кто-то. – Видишь, человеку пачек накидали.

– Кто? – возмущенно вскинулся Копылов. – Кто, блин?!

– Не говорит, – ответил ему тот же голос. – В толк не возьму, как он вообще до гаража доехал!

Турусов вдруг затормозил, упершись ногами в бетон, и поднял залитое кровью лицо. Кровавая маска медленно повернулась справа налево, обводя глазами столпившихся вокруг людей. Голова Турусова бессильно покачивалась на шее, глаза мучительно щурились, вглядываясь в лица, и Наконец отыскали Копылова. Когда этот тусклый, наполовину бессмысленный взгляд уперся в его лицо, Копылов невольно вздрогнул и отшатнулся, словно его сильно толкнули в лоб ладонью.

– Васек, – прохрипел Турусов. – А мне.., видал, какой макияж сделали?

– Кто, Игореха? – настойчиво повторил Копылов. – Какая сука?..

– Двое, – невнятно пробормотал Турусов. – Частники… Старая “Омега” и “девятка”.., красная, как морковка. В Быково часто.., пасется. Такая.., с длинной антенной… В Быково… Монтировкой…

Его голова бессильно упала на грудь. На несколько секунд воцарилась тишина – все ждали, не скажет ли он чего-нибудь еще. Турусов молчал, и двое слесарей, которые поддерживали его в вертикальном положении, спохватившись, поволокли его в сторону медпункта.

– Будет Степанычу работа, – сказал кто-то.

– А что ему, хряку старому, – отозвался другой голос. – Позвонит в “скорую”, вот и вся работа.

Копылов огляделся по сторонам. Люди начали расходиться, вполголоса обсуждая происшествие.

– Монтировкой, – повторил Копылов. – Монтировкой…

Он бросился к своей машине, комкая в кулаке путевой лист. “Васька, стой! Не дури!” – крикнули сзади, но он даже не обернулся. Взревел двигатель трехлетней “Волги”, взвизгнули покрышки на бетонном полу, оставив на нем два черных следа, и яично-желтый автомобиль с шашечками на борту, подпрыгнув на пороге, пулей выскочил из гаража.

– Ох, наделает Васька делов, – сказал подоспевший Савельич, глядя вслед ушедшей в дождливую ночь “Волге”. – Надо бы диспетчеру сказать, что ли. А еще лучше – начальнику смены.