Машина остановилась возле роскошного высотного кондоминиума Мэньюлайф-билдинг, и трио, счастливое на две трети, переместилось из салона «Ягуара» в скоростной лифт, чтобы подняться на последний этаж. На площадке было всего четыре двери.
«Ого! Представляю, какие громадные здесь квартиры», – подумала Джулия.
Прихожая профессорского пентхауса была довольно скромного размера, зато гостиная… Едва попав туда, Джулия сразу поняла, почему Габриель счел ее квартиру меньше конуры для уважающей себя собаки. В его просторных апартаментах окна были во всю стену. Из окон открывался захватывающий вид на озеро Онтарио и гордость Торонто – телебашню Си-Эн. Шелковые шторы на этих гигантских окнах были льдисто-голубыми, а стены – светло-серыми. Роскошный паркет был устлан персидскими коврами.
Антикварную мебель в гостиной, похоже, основательно отреставрировали. Массивный диван и два кресла были обиты темно-коричневой кожей, даже шляпки гвоздиков обивки являлись произведением искусства. У камина стояло вольтеровское кресло – глубокое, обитое красным бархатом.
Джулия с нескрываемой завистью смотрела и на это кресло, и на диван. Как здорово было бы в дождливый день сидеть в кресле перед камином, пить чай и читать свою любимую книгу. Мечты, которым, наверное, так и суждено остаться мечтами.
Камин, однако, был газовым. Над ним, словно картина, висела огромная плазменная телевизионная панель. У профессора была собрана довольно большая коллекция произведений искусства. На стенах висели картины, а скульптуры и статуэтки стояли на полках и столиках. Многие вещи имели музейную ценность; например, римское стекло и греческая керамика. Джулию поразили мастерски сделанные копии известных скульптур, в том числе статуи Венеры Милосской и знаменитой композиции Бернини «Аполлон и Дафна». По мнению Джулии, у Габриеля было даже слишком много скульптур, и все – изображения обнаженных женщин.
Ее удивило полное отсутствие личных и семейных фотографий. Нельзя сказать, чтобы профессор Эмерсон не любил фотографии. У него были отличные старинные черно-белые снимки Парижа, Рима, Лондона, Флоренции, Венеции и Оксфорда, но ни одной фотографии семьи Кларк. И ни одного снимка Грейс.
В другой комнате, возле массивного стола, за которым можно было бы устраивать официальные обеды, стоял матово-черный буфет. За его стеклянными дверцами могло бы поместиться много изысканных вещей. Но он был пуст, если не считать большой хрустальной вазы и украшенного прихотливым орнаментом серебряного подноса. На подносе стояли графины с какой-то янтарной жидкостью, ведерко для льда и старомодные хрустальные бокалы. Картину довершали такие же старинные серебряные щипцы для льда и стопка белых льняных салфеток с вышитой монограммой Г. О. Э.
Если подытожить впечатления Джулии, квартира профессора Эмерсона была обставлена и оформлена с большим вкусом, отличалась безупречной чистотой и подчеркнуто мужским характером. Здесь было красиво, как в музее, но по ощущениям – очень и очень холодно. Интересно, а женщин в свое стерильное жилище он приводит? Джулия изо всех сил старалась не представлять, как он обращается с женщинами, если кто-то из них попадает в его святилище. Наверное, у него для таких целей есть специальная комната, чтобы женщины не запачкали его музейных интерьеров… Джулия провела рукой по холодному черному граниту кухонной панели и вздрогнула.
Рейчел деловито включила плиту, вымыла руки и собралась готовить.
– Габриель, а почему бы тебе не устроить для Джулии обзорную экскурсию, пока я вожусь с готовкой?