– Как Хрень и Срань, – буркнул я. – Твою мать, Окси… чем тебя траванули, если не может справиться даже продвинутая медицина? В твоем теле все еще бродят токсины?

– Благодаря тебе и твоим урокам, я стала бессмертной. И потратила еще вечность на создание дополнительных гарантий моего выживания при любом раскладе. Поэтому тот, кому я отдала свое бессмертное сердце… вонзил в него шприц с уникальной смесью тяжелых радиационных элементов и питающимися ими микроорганизмами. Какое-то новое поколение, изобретенное им в его личной лаборатории. Он тоже был идеалист… и верил, что мой путь слишком устаревший… что пора покинуть пределы этих земель и нести наши убеждения на новые территории… Он был лидером… экспансионистом… он стремился нести людям добро…

– И что ты сделала с этим сучьим выродком?

– Запытала до смерти собственными трясущимися и облезающими на глазах руками, – ответил кусок полумертвой плоти в помутневшей воде. – Все то черное, что живет в душе каждого из нас, вылезло в те шесть дней из меня в полной мере. На седьмой день он умер в диких муках…

Тело внутри затопленного бокса содрогнулось. Из всех натуральных отверстий и проеденных в плоти щелей ударили струи мутной жидкости. Сработавшие насосы принялись оперативно менять состав аквариума, и вскоре жидкость опять стала прозрачной. Все это время я молча разглядывал жалкие остатки, что некогда были красивой женщиной.

Ноги сгнили до середины бедер. Рук нет вообще. Глубокие каверны в плоти, кое-где видны почернелые кости. Лысая деформированная голова утыкана металлическими стержнями, к скрытому пластиковыми накладками лицу плотно прилегает дыхательная маска. Глаз нет… как и вообще всего над маской – там лишь истерзанная неостановимым гниением бесформенная вспученная плоть.

– Последние сто двадцать три года ты плаваешь в этой луже?

– Нет… я нахожусь здесь чуть больше пятидесяти лет. До этого меня удавалось стабилизировать разработанными ежедневными процедурами. Все это время наши ведущие ученые бились над попытками очистить мое тело от разрушающих его веществ.

– Но?

– Но оказалось, что это невозможно. Я медленно умираю, Од… Оди… То, что ты сейчас видишь – всего лишь затянувшаяся на сто двадцать лет агония. Меня уже не излечить. Это невозможно.

– Возможно, – ответил я и огляделся. – Так… мне бы пожрать. Есть че?

– Пожрать? Я ведь отправляла тебе тот самый особый приветственный набор… Ты как всегда ненасытен? Сейчас я оповещу Гильду…

– Старуха сейчас чуток занята, – ответил я, оглядывая стены и потолок, скрывающие за собой сложную техническую начинку.

Я видел сенсоры и камеры наблюдения, деактивированные системы активной защиты, готовые опуститься многослойные щиты и еще много чего другого. Эта комната представляет собой защищенный бункер. И я уверен, что при желании Окси откачает отсюда воздух за считанные секунды.

– Чем она занята? – удивленно спросила Окси. – Она мой личный ассистент уже долгие годы и никогда не имела нареканий с моей стороны. Уверена, что она… о Господи! Оди! Ты вырвал Гильде глаз?!

– Ага, – буднично ответил я.

– ЗАЧЕМ?!

– Чтобы привести старую суку в чувство.

– Ты кретин?! Она верна мне до мозга костей!

– Ага, – кивнул я. – Это так. Будь иначе – она бы сдохла в том лифте.

– Тогда зачем?! Зачем было так поступать?! Она находится в тяжелом шоке! А к зданию уже подошел отряд тяжелых штурмовиков.

– Подошел?

– Да.

– Прямо близко?

– Да!

– Так скажи им по двести раз отжаться и бодро идти на хер, – велел я. – И хватит разыгрывать истерику, Окси. Ты живешь уже слишком долго, чтобы истерить из-за одного растекшегося по портрету старого глазного яблока… Сука Гильда получила небольшой и ценный урок.