Иными словами, быть «хорошим психотерапевтом» (то есть, обладать определенным набором знаний и навыков, талантом) психотерапевту недостаточно. Более того, без соответствующих личностных, человеческих качеств психотерапевт вряд ли сможет осуществить свою лечебную функцию. Как хирург должен предстать перед своим больным на операционном столе в стерильном халате, бахилах, маске, шапочке, с обработанными в специальном растворе руками в одноразовых перчатках, так и психотерапевт должен быть для своего пациента (клиента), прежде всего, хорошим человеком, лишенным собственных психологических проблем, способным к сопереживанию, состраданию, эмоциональному участию и так далее. По сути, это уже часть работы, а особые отношения доверия, участия, заинтересованности и так далее, которые выстраиваются между психотерапевтом и его пациентом (клиентом), – это непременное условие эффективной психотерапии.

Таким образом, введенные нами уточнения и дефиниции, на деле, вовсе не настолько употребимы, как нам бы того хотелось. Все равно статус (роль, положение) психотерапевта расплывается, а следовательно, и его отношения с пациентом (клиентом) тоже не могут быть строго определены и структурированы. Однако, определенная ясность все-таки возникает… Есть психотерапия как техника, технология, как инструмент, словно скальпель в руках хирурга, как технология проведения им той или иной операции, а есть и непременные условия психотерапии, некая среда, в которой она единственно может проводиться. Если продолжить нашу аналогию с хирургическим вмешательством, то гуманистический континуум психотерапии (вне зависимости от особенностей и направленности той или иной психотерапевтической школы)^>8 – это примерно то же самое, что и асептический режим, режим стерильности в операционной.

Системная поведенческая психотерапия, разработанная одним из авторов настоящей работы совместно с Г.Г. Аверьяновым, исторически принадлежит к бихевиоральному направлению в психотерапии (когнитивно-поведенческой психотерапии)^>9. Первоначально же поведенческая психотерапия развивалась в направлении редукции сознательных компонентов психотерапевтического процесса, а Б.Ф. Скиннер, как известно, даже отрицал понятие личности^>10, что уж тут говорить о гуманистическом континууме. Когнитивисты же, со своей стороны, всегда скептически относились к понятиям «самости», «экзистенции», «человеческого духа», тогда как понятие «личность» рассматривается в теоретических концепциях классиков когнитивной психотерапии в весьма урезанном виде. Так, например, Дж. Келли понимал под понятием «личности» систему конструктов, которые используются человеком для прогнозирования будущих событий^>11.

Но, несмотря на определенный и вполне объяснимый статусом консерватизм когнитивно-поведенческих теорий в этом отношении, даже они не выдержали испытания «гуманистической революцией». Лучшим доказательством этого являются слова, сказанные Альбертом Эллисом на конференции по эволюции психотерапии (1990 г.): «Есть определенные качества, которыми желательно обладать людям, обучающимся психотерапии. Они должны иметь сильное желание помогать клиентам, безусловно принимать клиента как личность, обладать знаниями в области разных видов психотерапии и быть гибкими при использовании разных техник, уметь эффективно общаться, быть терпеливыми и настойчивыми в своей работе, быть этичными и ответственными и работать в интересах клиента»^>12.

Гуманистический контекст постепенно стал обязательным составляющим любого психотерапевтического процесса, так что в стороне не осталась даже поведенческая психотерапия. «Черный ящик» бихевиориста открылся, и у поведенческого психотерапевта нет более никакой возможности, как и прежде, игнорировать сознание. Это последнее противоречие, которое окончательно подорвало все устои традиционной бихевиористики. Сознание, выгнанное в дверь, как и предсказывал Л.С. Выготский, вошло в окно