Людвиг размышлял недолго. Он все понял и все запомнил.

– Да. Я согласен.

Занятия начались на следующий же день. И Нойнер очень быстро понял, почему Вацлав так легко согласился на поединок. Австриец был подобен бешеному мамонту, в то время как чех – опытнейшему снайперу, заранее занявшему позицию. Если мамонт доберется до снайпера, от хрупкого человечка останется только мокрое место, причем в прямом смысле. Вот только снайпер имеет возможность пристрелить мамонта задолго до того, как тот вообще поймет, что ему угрожает хоть какая-то опасность.

Значит, следовало обзавестись броней, которую не способна пробить выпущенная из снайперской винтовки пуля. И будет даже лучше, если снайпер сам поможет проверить крепость такой брони.

Спустя полгода с того дня, когда Вацлав забрал полудикого человека из Тибета, чех то ли в шутку, то ли всерьез сказал своему ученику:

– Я же совсем забыл! Ты говорил, что войдешь в состав Братства только после поединка и победитель в этом поединке получит все.

– Я помню, – кивнул Людвиг, чувствуя, как неприятно засосало под ложечкой.

– Я готов сразиться с тобой в любой момент.

– В этом нет нужды. Я уже согласен войти в Братство и выполнить все обязательства по отношению к тебе, которые на меня это накладывает.

– К сожалению, в этом есть нужда, – строго сказал Вацлав. Предчувствие беды охватило австрийца. – Тебе, может, уже не нужен поединок, зато теперь он нужен мне. Ты помнишь, как ты тогда сказал?

– Помню. «Если я тебя одолею – я убью тебя и заберу твой мир. Если ты окажешься сильнее, ты сделаешь со мной, что захочешь».

– Это сказал ты, не я. И ты пусть неосознанно – но подкрепил свои слова своей же силой. Теперь ты знаешь, что это означает.

– Да.

Несколько минут прошло в молчании: Людвиг искал выход, Вацлав с нескрываемым удовольствием наблюдал за ним. Не исключено, что читая мысли.

– У меня есть хоть какая-то возможность избежать драки? – спросил Нойнер. Он мог сказать еще прямее – «избежать позорного проигрыша», но это было слишком даже для него. Мамонт не успел нарастить даже намека на броню, которую не смог бы пробить снайпер.

– Да. Ты можешь просто признать свое поражение – со всеми вытекающими. Ты согласен?

Людвиг ненавидел эти слова – «ты согласен?». Вацлав спрашивал его так уже в третий раз, и всегда ответ мог быть только один: «да».

– Да. Я признаю свое поражение.

Отныне у Вацлава Пражски стало больше на одного заклятого врага, полностью подчиненного ему.

Впоследствии Людвиг Нойнер взял в свои руки руководство Австрией и Хорватией. И с того момента, как он оказался в отдалении от Пражски, австриец начал искать способ справиться с ним. Искал – и не находил. Встречаясь с ним раз в месяц, Людвиг пытался нащупать хоть какие-то слабые места чеха, но безрезультатно.

Надежда появилась в две тысячи шестьдесят втором: Вацлав начал стареть. Стремительно и неумолимо, проживая каждый год, как три. Да, в свои семьдесят два он все еще выглядел на пятьдесят, но до того лет тридцать Пражски казался сорокалетним…

– Ты слишком выкладываешься, – покачал головой Людвиг, когда Вацлав впервые заговорил об этом. – Я уже давно заметил. Пока ты был ограничен собственными силами – ты еще как-то берег себя. После того как ты начал забирать мою энергию, ты стал тратить ее, не задумываясь о последствиях.

– Значит, мне пора задуматься о преемнике, – кивнул Пражски, хмурый и сосредоточенный.

– Может, стоит просто себя поберечь? – Нет, Людвиг нисколько не заботился о здоровье Вацлава. Но еще не пришло то время, когда единственной кандидатурой на пост главы Братства окажется он. Если же над Повелителями в ближайший десяток лет встанет кто-то другой, то у Нойнера не останется шансов. Значит, Пражски должен протянуть эти десять лет.