– И Телепузиков, – вставила Регина, занимая место за столом. Она покраснела и, смахнув журнал в сторону, виновато улыбнулась. – Прошу прощения. Рекламные брошюры уже не помещаются в почтовый ящик.

– Скажите, отец Джозеф, ваша клиентка всегда выглядела как героиновая блядь? – ничуть не смущаясь статуса гостя, спросила Оливия. Голубые глаза оценивающе пробежались по дрожащим рукам святого отца, а пухлые губы тронула улыбка. Кашлянув, девушка взяла в руки заинтересовавшую её фотографию и ткнула пальцем на женщину, которая сидела в углу бедной комнатки и скалилась прямо в камеру.

– Я бы сказал, что она выглядела как человек, из которого уходили силы, – кисло поморщился отец Джозеф, услышав слово на букву «Б».

– Понятно. Так и любого засерю описать можно. Вы когда-нибудь видели, как выглядит человек, мучающийся запором примерно неделю? Из него тоже все силы выходят. Куда хуже вашей клиентки. Ладно, что-то я разболталась. Расскажите поподробнее о том, что случилось, – хмыкнула Оливия, выпуская в воздух тонкую струйку дыма.

– Я знал Марту примерно восемь лет, – тихо ответил отец Джозеф. Он пригубил кофе и, вздохнув, продолжил: – Она всегда была… очень чуткой женщиной. Помогала маленьким бродягам, когда на улице стояли морозы, и давала им приют на ночь…

– Хреновая идея. Её запросто могли бы ткнуть ножом в бок под утро и жестоко содомировать. Были случаи в практике, когда милосердие клиента приводило к твердому предмету в прямой кишке этого клиента.

– Она была добра к каждому созданию, с которым её сводила жизнь, – поморщился гость, неприязненно посмотрев на сестру Регину. – В какой-то момент она пожаловалась мне, что у неё часто болит голова, а сны преисполнены кошмаров.

– Каких кошмаров? – спросила Оливия, беря в руки блокнот в коричневой обложке, украшенной непонятными отцу Джозефу знаками. – Сексуальных?

– Простите?

– Её ебали во сне? Пердолили, как сидорову козу? Жарили во всех позах? До крови царапали лоно?

– Эм… Нет. Кошмары были абстрактными. Чаще всего она описывала их как тьму, которая разговаривала с ней, пыталась сбить её с пути, соблазняла. Марта рисовала картины по мотивам своих снов. Вот, взгляните, – мужчина протянул Оливии рисунок, на котором была изображена голая женщина в языках пламени. Рисунок был настолько качественным, что казалось, будто нарисованная женщина в ближайшую секунду начнет свой соблазнительный танец. Но Оливия внимательно всмотрелась в лицо женщины. Оно было пугающе злым и жестоким, а черные глаза внимательно смотрели на того, кто держал рисунок. – Странность в том, что Марта никогда не умела рисовать. Даже простые каракули были для неё чем-то сверхъестественным.

– «Точка, точка, огуречек, получился человечек», тоже для неё было трудно? – спросила Оливия, усмехнувшись. Отец Джозеф поджал губы и кашлянул. – Не стоит злиться. Чаще всего к нам приходят люди и говорят, что душой их близких завладел демон, а на деле оказывается, что любимый сынок словил передозировку и просто обосрался. А когда пытался встать, измазал стены в говне. Не всегда виноваты демоны, святой отец. Чаще всего виноват человеческий идиотизм и боязнь получить по жопе от родных.

– Простите, вы не могли бы выражаться… помягче, – поморщился священник, но наткнувшись на лед в глазах Оливии, замолчал. – Хотя бы самую малость.

– Мир таков, каков он есть, отец Джозеф, – холодно бросила монахиня. – Здесь люди подыхают от «пыльцы феи», избивают жен кулаками, вымещают злобу на детях, до смерти лупцуют животных за то, что те напрудили лужу, и сваливают все на демонов. Только демоны здесь не при чем. Виноваты сами люди. Именно они позволяют демонам забрать их души, а когда становится слишком поздно, бегут к нам. «Ох, спасите-помогите, меня хочет выебать Диавол». Вы хотите, чтобы я была помягче? Я и так, блядь, предельно корректна.