Хотя оно было принято Горбачевым, он тут же послал в Бел/арусь/ комиссию – 60 человек. Но, возможно, именно поэтому. Ибо наши докладывали: 3 района только, а остальное – фантазии писателя, который обманом взял непроверенную информ/ацию/ от ученых (тех, кого выперли).

Отдать людям Могилевщины все цеков/ские/ и обкомов/ские/ лечебницы, дома отд/ыха/ и санатории.

[ «Чернобыльский шлях» 30.09]

Раз тут эти люди, сегодн/яшний/ митинг – о нашей вине перед ними. Вине науки (АН), медицины, нашей с вами, кто не все сделал сам и не заставил других делать по-человечески. Врач, что за гробом идет…

И тех, кто вот взял и отправил минчан как можно дальше – дня этого, видите, не хватило им на с/х труд. Им всегда не хватало дня: в 1941 г. – чтобы объявить армии, что война, в 86 г. – объявить народу, что Чернобыль, три года, чтобы сказ/ать/ правду, да и 70 лет не хватило, чтобы хоть мыло было в стране.

Нет, измениться эти люди не могут, а вот заменить их можно. И народ Бел/аруси/ должен это сделать, если хочет, чтобы Черноб/ыль/ не съел его – требовать нового, демокр/атического/ закона о выборах и избрать, а точнее не избрать тех, кто потерял доверие. Все (все!) у кого не хватило совести, чтобы не лгать, не участвовать в этом чернобыл/ьском/ преступлении, должны отойти в сторону. Только такие, как секр/етарь/ Славгородс/кого/ райкома (бывший) имеют право и могут рассчитывать на доверие, так как были и такие, есть и такие. Но только не холодные души, губители живых душ.

Особая вина наша перед детьми – вот кому должно быть отдано 4-е Санупр/авление/ полностью.

И еще. Не аппаратные ученые и медики, вроде Ильина, а обществе/нность/ и наука белорусская должна прямо выйти на уч/еных/ и науку Запада, которые могут нам помочь. Беларусь сегодня – одна из самых болезненных точек планеты, человечество должно это увидеть. А нам надо это показать. Так что наше обращение не к правительству только – если у них не хватило ни ума, ни совести прийти сюда, вместе с нами всеми признать свою вину перед ними вот – ведь виноваты и Адам/ович/ и Позняк[44], и вы все, но и Соколов[45], и Ковалев, не говоря уже о Слюнькове или Барташевиче.

Ну, что же, мы не одни: есть наш народ, есть народы-братья, есть человечество – вон как это подтвердилось в дни армян/ской/ трагедии[46] – так, что не будем отчаиваться, а будем работать, делать все, чтобы спасать Беларусь.

25–26 ноября

Чем больше нагадишь нар/оду/, тем выше подним/ешься/ по лестнице власти: из Гомеля в Минск, из Минска в Москву и т. д.

Отметить заслуги Нестер/енки/, Борис/евича/, Кузьм/ина/. А может, нельзя было вести себя по-другому тем, кто на службе.

Не использовали возможность, которую укр/аинцы/ все-таки не упустили.

Громыко[47]: кто знает о том, как сажали зараж/енное / облако? Сахаров и Велихов (с оговор/кой/) что да. Щербина и Израиль – нет. Вы?

Приезжают на минуты, а дают нам советы на всю жизнь. (В р/айо/нах послечернобыльских.)

Собаки в Чернобыльской зоне. Очередь к человеку, чтобы подойти и «хвостиком вильнуть». Им страшно тут без человека. Ни хлеба, ни мяса не просили, а ласки.

Истории угодно было распоряд/иться/, что не жалко было нашей страны. И мы зашли туда, куда чел/овечество/ идти и заходить не должно.

Наш опыт бесценен в этом смысле.

Так же, как опыт Бел/оруссии/, Укр/аины/ бесценен в смысле черноб/ыльских/ последствий.

Только хочется спрашивать: но почему нас избрала ист/ория/? Или почему мы ее избрали, столь кровавую и тяж/елую/ историю?

Клятва Гиппократу и клятва Аппарату – это две медицины!