Дорогие мои мамочка и Семен Израилевич! Сегодня мы с Маней провели весь день с Рыбаковым и Таней[73], а потом за нами приехали Билл с Лисой, мы ходили в итальянский ресторан и есть мороженое. Мы плавали, обгорели, все было как-то чудесно, кроме одного – рассказов о Советском Союзе. Трудно в Раю слушать про Ад – тяжелая, какая-то мазутная информация на берегу синего Средиземноморья.

Меня очень тронули ваши письма и точные замечания С. И. Несколько дней тому назад в душе вдруг осела какая-то приятная тишина, туман на рассвете, летом. Было много тяжелых дней (с Франкфурта пошло), огорчений (с выставкой везде лопнуло), я перенервничала на конференции, было много людей из Союза, они все приехали как посланцы еврейского народа, такие Лопахины из «Вишневого сада», разумно превращающие убитую культуру в поле для бизнеса. Их нельзя судить, конечно, замечательно все собрать и издать, но все это напоминает поле после битвы, над которым кружатся вороны с картины Верещагина. И вот, после всех моих острых реакций и переживаний на самом пике, я вдруг ощутила какое-то освобождение от груза, притихла, может, это все к лучшему, и я начну что-то писать в промежутке между делом.

‹…› Мечтаю приехать в сентябре, на 80-летие, книжную ярмарку, да помочь Биллу и Лисе в путешествии. Но это пока мечты Обломова.

Мамулечка, постарайтесь быть здоровыми, ешьте пусть дорогие, но фрукты, я просто не понимаю, что там у вас есть, может, прислать поливитамины? ‹…›

Дорогая моя ласточка! ‹…› Рудольфовна[74] получила 2 талона на комплект белья – 97 р. Вообще не понимаю, как народ сводит концы с концами. Повышение цен ждали все и запаслись всем, что есть. Так что пока у населения есть запасы. А вот кончатся – начнутся убийства и грабежи. Как сейчас убивают Армению, ты, наверное, уже знаешь. Сердце болит, ведь подряд всех – детей, стариков, женщин. И действует армия вместе с азербайджанцами и омоновцами.

‹…› Лизочка Руге послала нам со своим отцом[75] посылку, к которой ты прибавила башмаки и носки для папы. Но мы в Переделкине, телефон Руге потеряли, конечно. М.б., ты сообщишь по телефону Лизочке, чтобы она папу направила в Переделкино. Там мне дали в старом здании ком. 31, а Семену 13 – в новом. Когда всех удивляет, почему Литфонд так со мной обошелся, говорю: «Рылом не вышла», а один меня поправил: «Ну почему о своем лице Вы говорите рыло? Это не так. Просто рейтинг». ‹…› «Рейтинг» меня рассмешил. Я просто хохотала до упаду. Чувствую себя весьма неплохо, только сон разладился, вскакиваю в 6 утра – и все! Сначала я думала, что это судьба так обо мне обеспокоилась и будила меня так рано, чтобы я писала. Я написала несколько стихотворений еще будучи дома и в дачных вылазках, а в Переделкине – времени до черта свободного. Так что могла бы и спать. ‹…›

Доченька! ‹…› Мы у одних отъезжающих купили диван и два кресла, Машке холодильник – ЗИЛ! А также секретер Семену, калошницу, книжные полки в холле. Маршрут был таков: Мы с Машкой на метро поехали в Черемушки. Туда пришел транспорт (500 р + 2 бутылки водки, что здесь валюта), погрузили вышеуказанные предметы, часть перевезли на Усиевича. Оттуда на дачу (он [холодильник] еле работает) вывезли. В Красновидове выгрузили диван и два кресла. Оттуда взяли для Машки диван в ее Коровники и кресло в Москву, два красных, помнишь по юности. Обнаружили, что мы на Усиевича забыли выгрузить к кресло-диванному гарнитуру – журнальный столик на колесиках. Но все равно надо было вернуть в Москву красное кресло. Потом поехали в Коровники, выгрузили Машке холодильник, диван. А уж там приехали.