– Потому что у этого мудака всегда получается то, что он задумал. Я слишком плохо знаю вас, чтобы волноваться. Я за себя переживаю. И за эту долбаную старую часть дома. Лучше б я ее взорвал.

– Это технически сложно, – машинально отзываюсь я. – Не получилось бы ее демонтировать, не повредив основное крыло.

– Вот поэтому вы и здесь. Сейчас я позову Эмилию Львовну, и она проводит вас в комнату.

Глеб

Эта коза сделала вид, будто меня не знает! Точнее, хотела сделать вид, что меня не знает! Ночью стонала подо мной, а с утра, значит, «Мальчик сделал свое дело, мальчик может быть свободен»? Не представляю, почему меня это злит даже сильнее, чем то, что она демонстративно осталась поганить мою часть дома.

Виски у Сашки в баре вкусный. Даже жаль, что я отказался от него в прошлый раз. Сижу в дедовом кабинете, нахально закинув ноги на стол, почти уложив их на крышку ноутбука брата, и жду. Душа требует с кем-нибудь поругаться или набить морду, но бить морду моим братьям – дело неблагодарное. Поэтому придется ограничиться порцией словесных гадостей, когда Сашка закончит разговаривать с Ликой, которая бесит своим поведением. Она должна была сначала растаять от моего присутствия, затем зарыдать и свалить. Все! А потом, может быть, я бы ее нашел через Наташку и милостиво трахнул. Ну шикарный же был план?

– Ты ничего не хочешь мне сказать, Глеб?

Сашка заходит мрачнее тучи. Точнее, Сашка заходит мрачнее Сашки в обычный день, и его кислая рожа – бальзам для моего сердца.

– А что? – изображаю, что не понимаю, о чем речь.

– Ну, например: «Извини, что я спал с твоим реставратором и положил ноги на твой рабочий стол».

– А ты планировал спать с ней сам? – пассаж про ноги демонстративно не замечаю. – Так она для тебя маловата, не находишь? Всего двадцать три.

– Я не собирался спать с ней. Ты это знаешь. Но и для тебя она тоже маловата, если ты об этом. Ты тоже не мальчик.

– А мне нравятся молоденькие. Они такие искренние и горячие в своей неискушенности… ммм… Присоединяйся, когда я затащу ее в свою постель в следующий раз. Готов поспорить, тебе понравится.

– Ты – мудак, – припечатывает он.

– Не спорю. Вот Макс не отказывается.

Александр морщится, как делает всегда, когда так или иначе оказывается в курсе наших похождений с младшим, а меня это забавляет. Ведь Александр у нас такой взрослый и серьезный, он всегда и все делает правильно, и только мы с Максом – два мажористых отморозка, которые иногда трахают одну бабу, а иногда курят травку. Всю жизнь жду, когда же облажается Сашка, но, видимо, его единственный косяк – это Ник, который появился за пару дней до Сашкиного восемнадцатилетия. После этого Лисовецкий-старший не косячил ни разу. Я бы ни за что не предложил ему разделить со мной Лику (потому что хочу ее исключительно себе), если бы хоть на миг мне в голову закралась мысль, что он может согласиться.

– Скажи мне, у тебя в твои тридцать шесть лет хоть раз был спонтанный секс? – достаю его намеренно. Мне просто нравится это делать. – Вот хоть один?

– Был, – невозмутимо отвечает брат. – Его последствия на той неделе угнали твой байк, и ты орал тут два часа.

– Ты стар и безнадежно скучен, – зло бросаю я.

– Ага, зато все остальные в этой семье – один непрекращающийся праздник. Кто-то же должен быть серьезным и уметь отвечать за свои поступки?

– Как хорошо, что этот кто-то – не я. – Поднимаюсь и выхожу, а в спину мне несется раздраженное:

– Ну и куда ты?

– Как куда? Искать нашу трепетную лань и показывать ей фронт работ.

– Глеб, не смей! Я сам ей все покажу!