Где-то в глубине души я боюсь, что все произошедшее со мной – это сон и невероятная работа мне привиделась. Ну не приглашают вчерашних выпускниц провести месяц в шикарном старинном поместье и не предлагают за это сказочный гонорар. Поэтому страшно, волнительно и не хочется разочаровываться.
Я, когда звоню Лисовецкому, постоянно поднимаюсь на цыпочки и всматриваюсь в глубину сада, где в тени деревьев виднеется дом. Отсюда мало можно рассмотреть, только то, что он светло-бежевый, с белыми колоннами у входа и такой типично русский, века восемнадцатого.
К дому ведет тропинка – очень аккуратная, асфальтированная. А чуть в стороне – широкая дорога, въезд для машин. Наверное, стоило припарковаться там, а не у калитки. Что-то я не сообразила. Ну ладно, машину можно перегнать и потом. С левой стороны, за деревьями, почти сбросившими листву, я вижу широкую парковку. На ней стоит несколько машин – красивых, дорогих. И даже один мотоцикл, у которого я могу отсюда разглядеть только руль. Сердце снова совершает кульбит, причем не в груди, а где-то в желудке. «Перестать, Лика! – говорю себе. – Нельзя так реагировать на каждый мельком увиденный байк. Это глупо».
К счастью, заказчик отвечает почти сразу же, избавляя меня от ненужных мыслей, а буквально через минуту на тропинке, ведущей к воротам, появляется парень. У него темно-русые волосы и сползающая на глаза рваная челка. Высокий. Выше меня, но по мне – излишне худощавый, лет семнадцати.
– Вы Лика? – вполне вежливо спрашивает он. Я киваю, и он запускает меня на территорию поместья.
– А… – я указываю на машину, но он машет рукой.
– Сейчас кого-нибудь попросим, отгонят, не переживайте. Папа вас ждет.
«Папа?» – проносится в голове. Шок-шок, мне казалось при встрече – Лисовецкому чуть больше тридцати, а у него такой большой сын. Начинаю крутить в голове, сколько может быть заказчику и почему у него такой взрослый сын, но потом понимаю, что веду себя невежливо. Какое мне дело до тайн семьи Лисовецких?
– Пойдемте, у нас еще есть время. Я вам покажу, что у нас тут и как. Кстати, меня зовут Никита, точнее…
Он хмыкает, и почему-то от ухмылки сердце пропускает удар. Совершенно иррационально. Я точно не воспринимаю почти подростка как мужчину. Почему же тогда сердце екает? Но парень, не догадываясь о моих мыслях, продолжает:
– …назвали меня Никита, но обращаются просто Ник.
– А много народа живет в поместье? – спрашиваю я, и он отвечает с честностью и беззаботностью молодого человека:
– Никто. Только охрана и обслуживающий персонал. Этот дом прадед купил для прабабушки, году в девяностом. Прадед у нас был уважаемым в определенных кругах человеком. Построил первую после распада СССР крупную финансовую империю… Эй, не смотри на меня так!
Ник очень естественно переходит на «ты», но я не против. Парень действительно приятный и забавный.
– Я же наследник этого всего (в конечном счете буду), поэтому и знаю. Плюс отец все равно просил провести тебе мини-экскурс в историю. Так вот, прадед честно и нечестно работал и любил прабабушку, которая была натурой творческой – пианисткой, а еще в каком-то затертом колене аристократкой. Вот дедушка и решил сделать любимой приятное – это загородное поместье. Проблема в том, что в части помещений ремонт так и не сделали. Дом очень большой и никогда не использовался целиком. Ну, по крайней мере, в нашем веке и в прошлом. Не ремонтировали его по нескольким причинам – во-первых, в нем есть зал с фресками и колоннами. Прабабушка его очень любила и трогать не дала, чтобы не испортить. Там стоял ее рояль, иногда проходили благотворительные концерты, какие-то приемы и прочее-прочее, но прабабушка умерла в две тысячи первом, чтобы ты понимала. Ну, а во-вторых, руки не дошли, да и специалисты не попадались. А которые попадались, – Ник морщится, – уходили.