Что касается жандармов и их начальника, Леонтия Васильевича Дубельта. Тоже «из арийцев», тоже повоевал с французами. При Бородине был ранен. В молодости якшался с «вольными каменщиками», состоял одновременно аж в трех масонских ложах. Правда, в 1822 году, когда масонство в России было запрещено, дал подписку о разрыве с «братьями». Также путался с декабристами, был знаком со многими из них. В 1826 году даже привлекался по «делу 14 декабря». Но по рассмотрению следственной комиссии, все обвинения против него «оставлены без внимания».

В Корпус жандармов попал в 1830 году, сумел понравиться Бенкендорфу, быстро пошел в гору, после чего подсидел своего шефа, став в 1839 году его начальником. Ему простительно лишь то, что Александр Христофорович к тому времени стал сильно хворать – сказывались боевые ранения – и часто отсутствовал на службе.

В общем, как я тебе уже сказал, личность довольно скользкая. Впрочем, что характерно, развернув сеть осведомителей, он оплачивал им услуги суммами кратными тридцати – в память о тридцати сребрениках Иуды. Имел контакты с некоторыми взяточниками и казнокрадами. По некоторым данным, «крышевал» их. Любил карты, порой проигрывал довольно крупные суммы.

Вот с ним-то, Антон, нам и придется нелегко. Но другого выхода нет. И чтобы вас, штатских и военных, этот типус не обвел вокруг пальца, надобно мне, старому оперу, отправляться в год 1840-й.

Так что, Тоха, я не зря тут занимался копанием в архивах. Завтра я буду у тебя со всеми своими досье, а ты отправишь меня в век XIX-й… Будем налаживать там агентурную работу.

Окно в будущее захлопнулось, исчезла висящая в воздухе изумрудная точка, и наступила тишина. Лишь где-то в кустах чирикала птичка, да за поворотом дороги всхрапнула застоявшаяся лошадь.

Николай достал из кармана мундира белоснежный батистовый платок и вытер вспотевший лоб. Он был человеком трезвомыслящим и не склонным верить в чудеса. Но то, что сейчас он увидел, иначе как чудом не назовешь.

Впрочем, самодержец был еще и глубоко верующим человеком. И иначе как Промыслом Божьим сие чудо не могло быть объяснимо. К тому же он заметил в вырезе расстегнутой рубашки Антона серебряный крестик, что говорило о принадлежности людей из будущего к Православной церкви. Да и стоящие рядом Виктор и Алексей не были похожи на слуг нечистого.

Теперь следовало решить – как использовать открывшиеся возможности, и насколько будут полезны для его государства знания и технические возможности новых знакомых. Решив не откладывать на потом решение этих тревожащих его вопросов, он обратился к князю Одоевскому.

– Владимир Федорович, я хочу вернуться в Петербург вместе с Виктором Ивановичем. Если вы не возражаете, то обождите здесь немного, а я отправлю вам первого же встреченного нами извозчика.

Одоевский понял, что царь желает приватно побеседовать с Сергеевым, и не стал возражать.

– Ваше величество, – сказал он, – погода хорошая, и мы с Алексеем Юрьевичем прогуляемся, выйдем на Каменоостровский проспект, а там уж точно найдем извозчика, который и довезет нас до дома. Так что, ваше величество, не стоит беспокоиться.

– Ну вот, и отлично! – воскликнул царь. – Виктор Иванович, – он повернулся к Сергееву, – прошу вас.

И Николай решительно зашагал в сторону своего экипажа. Устроившись на мягких подушках, царь и отставной майор первые несколько минут молчали. Виктор понял, что Николай никак не может решить – как ему себя вести с человеком из будущего. По идее, он не был его подданным, но в то же время – находился на территории Российской империи.