– Экскьюз ми, – сказал я ближайшему, – у меня есть одно сообщение для вашего босса.
Я решил сразу уже к старшему зайти, всё равно эти шестёрки в зале ничего не решают.
– Что за сообщение? – насторожился охранник.
– Это я расскажу только твоему начальству, – упёрся я.
Тот отодвинулся от меня на пару метров, побеседовал в микрофон с кем-то, потом придвинулся обратно и коротко бросил «Пошли». Пришлось пройти в самый конец зала, туда, где был самый длинный прилавок с напитками и едой, дверь рядом со стойкой оказалась, без надписей.
– Ты кто такой? – с порога рявкнул начальник, приземистый и широкий в плечах коротышка.
– Серж меня зовут, – ответил я, – Серж Сорокалет.
– Что-то знакомое, – задумался он, – артист что ли?
– В некотором роде, – отвечал я, – работаю на Уорнер Бразерс.
– Ладно, сейчас не об этом – что сказать-то хотел?
– У вас в туалете, в том, который рядом с 13-м карточным столом, лежит труп мужчины.
Начальник сразу подпрыгнул и кинулся к выходу.
– Иди за мной, покажешь, – сказал он на ходу.
Пошёл за ним, чо… сзади ещё двое охранников пристроились. В сортире всё было ровно так же, как и десять минут назад, когда я вышел отсюда – ботинок под дверью дальней кабинки, а за дверью Ник, привалившийся к стеночке без малейших признаков жизни.
– Так, – сразу начал делать распоряжения босс, – ты вызываешь скорую помощь (первому охраннику), ты звонишь копам (второму охраннику). А ты стоишь возле того умывальника и никуда не дёргаешься (это уже мне). И чтоб ни звука в зале. А я пока поговорю с хозяином.
И он отошёл в дальний угол сортира. Первыми прибыли полицейские – чтобы оформить происшествие и всё сфоткать, у них четверть часа ушло. А следом и врачи пожаловали, констатировали смерть, положили Ника на каталку, накрыли простынкой и увезли к служебному лифту. Всё прошло тихо, почти никто в зале не обратил особого внимания на это дело, а тем, кто обратил, говорили, что одному посетителю плохо стало, вот его и повезли в больницу.
А тем временем специально обученные люди уже, видимо, просмотрели записи с камер и доложили боссу, что я не один тут был, а с Инной, и что мы тесно общались с покойным. Так что взяли за шкирку и Инну – нас двоих завели в служебное какое-то помещение, где был стол и несколько стульев, обыскали нас (ну то есть меня, а Инну обыскала женщина-коп) и начали снимать показания.
– В каких отношениях вы состояли с потерпевшим? – сразу задал вопрос старший коп, представившийся сержантом Риксом.
– Ни в каких, – потянул я одеяло на себя. – Познакомились полчаса назад в этом зале, он перед этим обчистил нас в покер на пару тыщ баксов, после этого мы выпили вместе и поговорили за жизнь.
– О чём вы говорили?
– Да ни о чём особенном, о везении в картах да о том, кто где работает…
– И где же работал этот Ник?
– Продавал Тойоты в автосалоне… ну то есть это он нам так сказал, а на самом деле может и не Тойоты, может и не в автосалоне…
– Ссоры никакой между вами не возникло?
– Да вы посмотрите записи с камер, не было у нас никаких ссор. Поговорили за бутылкой виски, а потом пошли в блэк-джек играть, а потом он сказал, что выйдет покурить – вот и всё, что между нами было. Вы бы отпустили мою супругу-то, – попросил я.
– А что такое? – поинтересовался коп.
– Дочь у нас в игровой комнате сидит, пора бы её, наверно забрать…
Пацан сказал – пацан сделал (конец января 1986 года, Сан-Квентин)
Джимми оказался настоящим пацаном с Автозавода, слово его оказалось твёрже синтетического алмаза – сказал, что смертную казнь мне поменяют на двадцатник, ровно через неделю (ну да, в тот самый день, когда должна была случиться авария на Канаверале) и заменили. С утра набежали взволнованные работники американской юстиции в количестве трёх штук, зачитали мне постановление Верховного суда, в коем учитывались мои заслуги перед государством и его должностными лицами, дали подписать две писульки. А следом, ну не буквально, а через часик где-то, оба двое моих любимых надзирателя в лице Пита и Джека вывели меня из клетки, наручники при этом не надели, и повели в другое крыло. Я еле успел проститься с душевными соседями Чарли и Вилли.