А когда Павлику было почти два года, мы попали в аварию. Виктор вел «бэху» в своей обычной манере.

– Кольцевая – это для того, чтобы погонять! – говорил муж как раз в тот момент, когда мы вынеслись со стороны города и встраивались в поток машин. – Скорость – классная, двести. Смотри, как офигенски получилось, зад чуть закинуло. А ты чего плетешься!!!! Нет, смотри, выпрутся на Кольцевую и плетутся!

Он чуть сильнее, чем было необходимо, выкрутил руль, пошел на обгон – и мы цепанули тот самый автомобильчик, водитель которого взбесил моего мужа.

Я кричала, сын хрипел, железки и пластмасски сминались. Скрежет. Визг шин. Машина словно попала в водоворот, собрав на себя все проезжающие автомобили…

Когда все закончилось, я не могла пошевелиться. Голова была расплющена о подушку безопасности, из носа шла кровь. Ног и позвоночника, по ощущениям, не было вовсе. Только боль. И самое страшное, я уже не слышала дыхания сына.

– Помогите… Пожалуйста… – Я не могла кричать. Я могла едва слышно хрипеть. – Во имя всего святого, помогите…

Впервые за последние двенадцать лет я не испытывала паники, снова и снова вспоминая то, что произошло дальше… Наконец-то я могла с уверенностью сказать сама себе: «Нет, Ника, тебе не померещилось, ты не была в обмороке, все, что ты вспоминаешь сейчас, было на самом деле!» Легче не стало, наоборот, проблем прибавилось, и все-таки осознавать, что с тобой все в порядке, – ни с чем не сравнимое удовольствие! До сего момента эти воспоминания мучили и терзали… Смутными сомнениями…

Дверь машины вырвали, словно она была из бумаги. До сих пор в мельчайших подробностях помню длинные, легкие, будто прозрачные пальцы, тяжелые кольца, узкий рукав, закрывающий руку до костяшек… Помню, как сверкнуло золото вышивки, отражаясь в темно-карих глазах. Огромных, внимательных и… очень грустных. Золотые искорки, правильные черты лица, волны мягких каштановых волос, тонкая талия, перехваченная широким поясом со странным, но очень красивым узором, который почему-то отделился от хрупкой фигуры и поплыл на меня… Все это медленно исчезало из сознания…

– Сын… – все же шевельнулись мои губы, – сын…

– Надо же. Тоже мальчик. Сколько ему? – доброжелательно поинтересовалась незнакомка, словно мы встретились не в покореженной машине, а на какой-нибудь встрече новоиспеченных мамаш.

– Два. Скоро будет…

– Будет, – кивнула женщина. – Обязательно будет. Как и моему.

Я не видела, что она делает, слышала только мелодичное пришептывание на непонятном языке.

Потом заплакал Паша – горько и обиженно. Перепугано. Но сильно.

– Так, – тяжело дыша, проговорила женщина. – Все. Времени доработать до конца нет, но ничего. Шпагу в руки возьмет – и все разработается. Теперь вы. А то покалеченной маме без ног тяжело будет за таким сильным мальчиком бегать…

На мой лоб опускается теплая ладонь. Раздается мелодия непонятных слов – только более громкая, требовательная. Боль отпускает.

– Вот так-то лучше, – тихо говорит женщина. Внимательно, с каким-то печальным любопытством долго смотрит на меня. –   Зачем вам такой мужчина?

И она брезгливо кивает на потерявшего сознание Виктора.

– У него только лоб разбит – и все. Он, в отличие от вас с сыном, остался бы жив. И даже не покалечился особо. Зачем рядом мужчина, который не защищает свою семью ценой собственной жизни? Оставь его. И шпагу дай сыну с первых шагов – разрабатывайте кисть. Не могу я задерживаться… Пора.

И она исчезла.

В тот же день, как только нас отпустили из больницы, а сотрудники ДПС и МЧС все никак не могли поверить, что мы с сыном не пострадали, я собрала вещи. Пренебрегла объяснениями, упреками свекрови – как же, ее мальчик под следствием, а я бегу – и ушла.