Результаты баллистической экспертизы тоже ни о чем не говорят. Установлено, что преступник стрелял из пистолета системы «ТТ», но ни по одному делу этот ствол никогда не проходил, а значит, ни к кому привести не мог.

Разумеется, были задействованы внештатные осведомители всех мастей и рангов, но и это не принесло результатов.

Капитан Кормильцев установил, что муж продавщицы Лиды к убийству не причастен, и в этом случае внимания достоин был только метод работы оперативника. Хоть кто-то из отдела получил мало-мальский результат при расследовании этого дела.

– Не нравится мне это убийство, очень не нравится, – рассеянно глядя в окно, сосредоточенно сказал Мухин. – Что-то здесь не так, что-то не то…

В дверь настойчиво постучали, но Потапов ничего не сказал. Обычно, если человек так уверенно стучится, то разрешения он не спрашивает. И точно, дверь резко открылась, и в кабинет вошел дежурный офицер.

– Из Промышленного звонили: там на Старопромысловской убийство. Гражданин Терехин Эдуард Валерьевич…

– Вот тебе, бабушка, и Юрьев дедушка! – Мухин выразительно посмотрел на Михаила – дескать, не тот ли это подземный толчок.

Потапову ничего не оставалось, как взять под козырек и отправиться к месту преступления. С собой он прихватил своих оперов – Борю Климука и Юру Зорькина.

У главного входа в Дом спорта на Старопромысловской улице стояли две машины патрульно-постовой службы и микроавтобус оперативно-следственной бригады, но труп находился в другом конце здания, в сумрачном коридоре, ведущем к запасному выходу. Однако пробиться к нему было непросто: в коридоре толпились бритоголовые атлеты в спортивных костюмах и с толстыми серебряными цепями на шеях.

– Расступись, братва! – добродушным тоном потребовал Юра Зорькин.

Но никто на него даже не глянул. А один парень молча, не оборачиваясь, показал ему средний палец. Такой вот фокус доморощенного факира от слова «фак».

Юра обиженно надул губы и с тоской глянул на Михаила. Казалось, он заранее извиняется за то, что ему придется сделать. Зорькин был крупным парнем и медлительным, как деревенский увалень, но иногда он становился быстрым и резким, как запущенная ракета, причем зачастую происходило это без всякой прелюдии. Стоит себе, молчит в тяжелом раздумье, мгновение – и вот он уже рвет и мечет. Сейчас Юра обозначил какой-то переход из одного состояния в другое, но Потапов не успел его удержать.

Зорькин родился и вырос в деревне, оттуда же призвался в армию. Пролетарская ненависть была ему чужда по факту социального происхождения, но крестьянская бесшабашная удаль впиталась в его кровь с молоком матери. Именно из таких парней вырастали бойцы-стеночники, что ходили драться деревня на деревню, стенка на стенку. И удар у него был такой, что им он мог убить быка. И настоящего, колхозного, с хвостом, и того, что ходит в кожаной куртке.

Однажды Зорькину пришлось сойтись в жестокой схватке сразу с двумя грабителями. Пока он заламывал одного уголовника, другой зашел сзади и ударил его ножом в спину. Но Юре хоть бы хны. Он развернулся, могучим ударом сломал преступнику челюсть, связал его и вместе с напарником доставил в ближайшее отделение милиции. И только затем своим ходом отправился в больницу. Только там и выяснилось, что рана могла оказаться для него смертельной, если бы не железное здоровье.

– Юра! – запоздало спохватился Михаил.

Но Зорькин уже вырвал из толпы неосторожного «факира», заключил его в стальные свои объятия и нагло использовал в качестве тарана, растолкав спортсменов и расчистив себе путь.