– Выпьешь? – вместо ответа сказал я.

– Что там у тебя? Ааа, арзамасская… ну налей на два пальца, – и он пододвинул мне второй стакан. – За что пить будем?

– Чтоб не последняя, – буркнул я сквозь зубы. – Курить будешь? – и я протянул ему уполовиненную пачку Беломора. – Курить он отказался.

– Ты как сюда попал-то? И зовут тебя как? И что тебе вообще от меня надо?

Товарищ в галстуке лихо вылил содержимое стакана в рот, от закуски в виде кильки в томате отказался и ответил мне следующее:

– Видишь ли, Сережа, я это и есть ты, только немного альтернативный. Ты же здесь, насколько я понимаю, пытаешься выстроить альтернативную историю, да?

– Ну как бы хотелось бы…

– Вот, а я, получается, Сергуня Сорокалет из той ветки, которую ты похерил.

– Че ты гонишь, чепушило? – окончательно перешел я на блатной жаргон. – Ты ж старше меня нынешнего лет на 20 и рожа у тебя не моя, в зеркало вон хотя бы посмотри, найдите, как говорится 10 различий, в смысле сходств.

Встал ведь товарищ и пошел в ванную смотреться в зеркало. Потом вернулся и сказал:

– Да, рожа подгуляла, согласен, можешь конечно не верить, но все равно я это ты и наоборот.

– Ну ладно, допустим на минутку, и дальше что? – отвечал я, разливая по стаканам остатки из бутылки.

– А дальше, Сергуня, то, что надо стойко держать удары судьбы, а ты тут раскис как баба, у которой козел капусту на огороде съел. Сам же говорил не раз – кому сейчас легко?

– Ладно, проехали, – ответил я, – лучше расскажи, как там у вас в реальной альтернативности… или как уж там.

– Да все так же, как и в учебниках по новейшей истории, учил ведь поди в школе-то? А вот у тебя тут в альтернативщине что-то не очень, заигрался ты, Сергуня, со своими женщинами, а надо ведь кому-то и дела делать.

– Слушай, альтернативный я, иди нахер, я ж понимаю, что ты эманация моего воспаленного сознания.

Товарищ поморгал несколько раз и испарился без слов, однако уровень водки в бутылке остался прежним – явно я столько не выпил… долго размышлял над этим удивительным фактом, потом взял баян в руки и заиграл на нем, подбирая ноты к самым тоскливым песням, кои мне вспоминались в пьяном своем угаре. Потом в дверь забарабанили особенно сильно. Я поначалу собрался игнорировать это дело, ну постучат и уйдут, не будут же они замок выламывать в самом деле, но вдруг понял, что стучание складывается в определенный такой и очень знакомый мне ритм… да, точняк это оно, «Одиночество сволочь». Ну хорошо, ребята, вы меня уговорили, иду открывать, ну кто там это еще ломится.

Замок подался с большим трудом, дверь распахнулась, а на пороге, значит, двери… вот если б мне сказали написать список из ста возможных посетителей меня в текущих обстоятельствах, то человек на пороге в этот топ-100 точно не вошел бы, да…

Анют так много на земле…

А стояла там Анечка Пак, которая дочь хирурга из 40-й больницы и знаток восточных боевых искусств, вся из себя тихая и спокойная, как глубокая бухта в бурную погоду.

– Привет, – с места в карьер начала она, – как жизнь, как семья, как здоровье?

– Жизнь сплошное спортлото, – автоматически вылетело у меня.

– В смысле?

– Где ни поставишь крестик, все не то, – продолжил я, – ну заходи, раз пришла.

Аня зашла, озираясь по сторонам, я помог ей снять куртку, повесил на вешалку, нашел какие-то тапочки, от Усиковых по-моему остались.

– Ну пойдем, если не боишься, – и мы зашли в мою комнату.

– Мда… – протянула она, – давно квасишь-то?

– Второй день заканчивается, – ответил я, – послушай вот, что я тут сочинил в ходе этого увлекательного процесса.