– Если таковым, дядя, и было мое намерение – выиграть себе два года мира и построить город, то, получается, я этого добился, разве нет? Может, это и есть то единственное, чего я хотел.

Темугэ развел руками.

– Ты мне не доверяешь, – сказал он с подлинной удрученностью.

– Вернее сказать, доверяю не больше и не меньше, чем остальным, – мягко хохотнул Угэдэй, – уверяю тебя.

– Умный ответ, – обидчиво заметил Темугэ.

– Ну так на то ты и умный человек. – Угэдэй раздраженно дернул щекой. – А значит, того заслуживаешь.

Вся легкость из него улетучилась, стоило ему через скатерть податься лицом к дяде, который тут же безотчетно попытался отодвинуться.

– С новой луной, – отчеканил чингизид, – я возьму клятву верности со всего войска, от десятника до родовитейшего вождя каждого племени. Объясняться, думаю, не надо. Они преклонят передо мной колени. Все. Не потому, что я сын своего отца, а потому, что я отцов избранный наследник, первый во всей державе.

Угэдэй как будто бы спохватился о сказанном, и его чувства словно задернула глухая завеса. Видно, набрасывать на них аркан он научился смолоду.

– Ты не сказал мне, зачем сюда пришел, – неожиданно напомнил дяде Угэдэй.

Темугэ протяжно вздохнул, понимая, что момент упущен.

– Я пришел удостовериться, что ты осознаешь опасность, Угэдэй.

– Ты меня пугаешь, – с улыбкой сказал племянник.

– От меня тебе угрозы нет, – вспыхнул Темугэ.

– Так откуда на меня, в таком случае, может обрушиться эта гроза, в моем городе из городов?

– Ты надо мной надсмехаешься, хотя я проделал весь этот путь, чтобы помочь тебе, а также увидеть выстроенное тобой творение.

– Оно красиво, не так ли? – спросил Угэдэй.

– Оно прекрасно, – выдохнул Темугэ с такой прозрачной искренностью, что Угэдэй невольно поглядел на своего дядю внимательней.

– На самом деле, – как бы признаваясь, сказал он, – мне здесь нужен человек, который заведовал бы моей библиотекой, собирал со всех концов света рукописи и свитки, пока все, решительно все ученые умы не узнают, что такое Каракорум и где он находится. Наивная, быть может, мечта.

Темугэ в неуверенности молчал. От самой такой мысли взлетало сердце, но и подозрение, само собой, тоже закрадывалось.

– Ты по-прежнему надо мною подшучиваешь? – придав своему голосу спокойствие, поинтересовался он.

– Только когда ты надуваешься, как старая овца, со своими предостережениями, – пожал плечами Угэдэй. – Или ты меня предупреждаешь насчет яда, который мне якобы могут подсыпать в пищу или в вино?

На лице у Темугэ проступили пятна раздраженного румянца.

– А вообще, разве недостойное предложение? – между тем с улыбкой продолжал Угэдэй. – Пасти лошадей и овец у нас здесь может каждый. А вот пасти книгочеев, думается, мог бы только ты. Ты прославишь Каракорум. Я хочу, чтобы молва о нем шла от моря до моря.

– Если уж ты так ценишь мой ум, Угэдэй, – ворчливо заметил Темугэ, – то мог бы прислушаться к моим словам, хотя бы на этот раз.

Угэдэй обреченно махнул рукой:

– Ладно, дядя, говори, коли уж это тебе так надо.

– Два года мир тебя ждал. Никто не смел выдвинуть хотя бы одного солдата из страха, что станет первым примером твоей сокрушающей кары. Притихли даже Цзинь и Сун[11], подобно оленю, чующему, что где-то неподалеку затаился тигр. Так вот, это время подошло к концу. Ты призвал к себе свои армии, и уже через месяц, если ты до этого доживешь, быть тебе ханом.

– Если доживу? – переспросил Угэдэй.

– Где сейчас твои верные нукеры, Угэдэй? Ты отозвал их, и никто теперь не рыщет волками по станам в поисках крамолы. И при этом ты думаешь, что расправиться с тобой настолько уж сложно? Свались ты нынче ночью с крыши и проломи голову о булыжники своего драгоценного города, кто тогда станет к новолунию ханом?