– Меня, Хачиун, не для того под эти белые стены звали, чтобы спрашивать моего совета. Я думаю, и твоего тоже не спросят. Ты не знаешь, верит ли он нам больше, чем остальным. Спрашивается, с какой стати? Ты и сам мог бы стать ханом, если б захотел. Это ведь ты считался наследником Тэмуджина, пока его сыновья еще росли.

Было видно, что эти слова брату поперек души: он раздраженно передернул плечами. Стан буквально гудел от всех этих пересудов, которые им обоим обрыдли.

– В любом случае, ты лучше, чем Чагатай, – спохватившись, неуклюже польстил Хасар. – Ты видел, как он нынче разъезжает со свитой своих прихлебаев? Молодой такой, чинный…

С высоты повозки он демонстративно сплюнул наземь.

Хачиун вымученно улыбнулся:

– Уж не зависть ли тебя мучает, брат?

– Зависть? Да что ты. Разве что грущу о своей молодости. А мучат меня старые раны, изношенные колени, да еще то, что ты тогда не уберег меня от удара копьем в плечо – вот оно меня теперь терзает.

– Уж лучше оно, чем зависть, – рассудил Хачиун.

Хасар только хмыкнул.

Оглянувшись, он увидел, как к ним через поле приближаются Джэбэ с Субэдэем. Уже по тому, с какой уверенностью чингисовы военачальники вышагивают по летней траве, было видно, что они пользуются непререкаемым авторитетом и властью. Хачиун с Хасаром переглянулись с лукавым подмигом.

– Чай в чашке, мясо в миске, – по-свойски приветствовал вновь прибывших Хасар. – А мы тут обсуждаем, как вернее оберечь Угэдэя, чтобы он и впредь нес для нас девятигривое белое знамя.

Символ объединенных племен по-прежнему трепетал у него над головой – девять конских хвостов, что когда-то пестрели разными родовыми цветами, пока Чингисхан не велел их выбелить в один, единый. И никто не смел посягнуть на этот знак власти, равно как и оспорить Хасарово пользование громадным, на шесть быков, возом.

Субэдэй вольготно устроился на краю настила, свесив с него ноги, и потянулся за лепешками и тарбаганьим мясом. Он знал – Хачиун с Хасаром ждут, что он им скажет. По природе своей немногословный и избегающий внимания, Субэдэй неторопливо поел и пару раз хлебнул архи.

В общем молчании Джэбэ облокотился о войлочную стену и с расстояния озирал город, зыбким белым миражом подрагивающий в переливчатых струях теплого воздуха. Под ласковым сиянием солнца горел золотом купол Угэдэева дворца: казалось, что из города таращится какой-то невиданных размеров зрак.

– А ко мне подходили, – поделился наконец Джэбэ.

Субэдэй перестал жевать. Хасар, скосив глаза, отнял ото рта бурдюк, к которому хотел было приложиться.

– Что вы так смотрите? – повел плечами Джэбэ. – Можно подумать, вы не знали, что это рано или поздно произойдет. Не со мной, так с кем-нибудь другим из нас. Посланец был незнакомый, без указаний на звание.

– От Чагатая? – уточнил Хачиун.

Джэбэ кивнул:

– А от кого же еще? Но без имен. Они мне не доверяют. Так, легкая проба, куда я после этого метнусь.

– Вот ты и метнулся, – криво усмехнулся Субэдэй, – на виду у всех родов. Нет сомнений, что у них теперь за тобой догляд.

– Ну и что с того? – с вызовом посмотрел Джэбэ. – Я по-прежнему предан Чингисхану. Или я хоть раз пытался зваться своим родовым именем Джиоргадай? Нет, я ношу имя, которым меня нарек Чингисхан, и храню верность его сыну, которого он назвал наследником. Какое мне дело до того, кто и что подумает, видя меня за беседой с его темниками?

Субэдэй со вздохом откинул недоеденный кусок:

– Мы знаем, кто, вероятнее всего, попытается сорвать принятие клятвы. Только не знаем, как они думают это обставить и сколько народу их поддержит. Подойди ты ко мне тихонько, Джэбэ, я бы поручил тебе согласиться на все, что они предлагают, и вызнать, что у них на уме.