Без Бернса и Вальтера Скотта нет английской литературы, как нет русской литературы без Гоголя, Вернадского, Костомарова и Маяковского.

Как же можно, веруя в то, что нет разницы между эллином и иудеем, яриться на засилье цветных?

К сожалению, к европейскому фашизму новый русский национализм и протягивает дружескую руку. К сожалению, фашизм в Европе проснулся опять, и закономерно. Закономерно так же и то, что, критикуя американский глобализм, разбудили именно фашизм.

Убийство не может получить оправдания, даже если заложник гибнет случайно; в этом и состоит логика террора: в превращении жертвы в соучастника преступления.

Здесь самое время сказать, что я не извиняю украинский национализм. Национализм – это всегда варварство. Мы никак не хотим признать очевидное: национальное сопротивление всегда обращается к животным страстям ущемленного народа, будь то чеченский, русский или украинский.

Украинец в борьбе с Россией вспоминает Бандеру, а русский в борьбе с иностранным капиталом вспоминает «черные сотни», это неизбежно.

Русские по отношению к внешнему миру ведут себя как обиженные дети, и одновременно с этим не принимают обиды от украинцев.

Украинцы видят, насколько смешно выглядят русские по отношению к миру; однако не понимают, что их позиция тоже уязвима.

Варварство порождает варварство. Обстрел позиций террористов, приводящий к гибели мирного населения, преступен в свою очередь. Это замкнутый круг, созданный искусственно, как сама война.

Государства не изобрели способа бороться с терроризмом, сохраняя при этом жизни заложников; а что говорить о жизнях тех, кого втянули и спровоцировали?

Гражданская война страшна тем, что, организовав ее, можно не сомневаться: пожар будет гореть долго. Убийство не может получить оправдания, даже если заложник гибнет случайно; в этом и состоит логика террора: в превращении жертвы в соучастника преступления.

Но надо понять, ради чего идет война, и какому божку приносят жертвы.

Мы все (не только мирные жители Донбасса, но все люди в мире) стали заложниками борьбы между капиталом и национализмом, между неолиберальной диктатурой и диктатурой авторитарной; выбирать из двух зол я отказываюсь.

Но есть очевидное и самое страшное зло – вырастающий из национализма фашизм. Есть проблема куда большая – подлинная причина этой войны: на наших глазах происходит неоязыческая диверсия, происходит разрушение европейского просвещения.

Парадоксальным образом именно Украина, несчастная Украина, преданная сегодня и Россией, и Европой, стала символом европейской идеи демократии, которую убивают.

Просвещение и демократия уже ни к чему в этом мире: ни либеральному рынку, ни националистической толпе они не потребуются. Европу убивают с двух сторон, и смерть Украины на этой черной мессе – знак для нас всех.

Символ украинской свободы сегодня больше самой Украины: она умирает за Европу; а Европа настолько слаба и жадна, что не может этого осознать. Мы входим в новое язычество уверенно и надолго.

Это и есть дьявол, и он не в деталях.

Уважаемый Максим, я хочу прервать эту переписку. Мы не сходимся ни в чем. Вы видите фашизм там, где я его не вижу. Вы считаете проблему Украины важной и, возможно, так и есть; я же считаю важной проблему Сирии и без вмешательства Путина Сирия уже была бы исламской страной. А то, что США сделали в Ираке, для меня намного ужаснее, нежели аннексия Крыма. Таковы наши расхождения в принципе.

Когда я говорил о том, что «дьявол в деталях», я использовал словарь врага – тех европейцев, которые уже не верят ни в Бога, ни в дьявола.