За все это время Юрий видел шеф-командующего лишь пару раз, да и то мельком. Майор почти не покидал штабного бокса, отдавая приказы через виртуальные сообщения или с другими офицерами. Одегард считал это хорошим знаком, но Юрий был убежден, что майор просто затаился – Гарнага не походил на того, кто забывает обиды.

Зато внезапно наладились взаимоотношения с соседями по казарме. В один из дней Юрий заставил контракторов навести порядок в расположении группы. Пока Глебович боролся с приземистым роботом-уборщиком, норовившим укатиться прочь, а Одучи и Ярвис, вооруженные чистящим спреем, ушли чистить спальные мешки и матрасы, к Юрию подошел военный в чине штаб-сержанта.

– Рэй-сержант Гарин, – не то удостоверился, не то спросил армеец.

– Штаб-сержант Клубков, – в том же тоне ответил Юрий.

Штаб-сержант Клубков, худой и невозмутимый, был заместителем командира роты дальней связи, именно он наставлял солдат в первый день пребывания на Ракуде. Несмотря на то, что между рядовым составом и контракторами сложились в целом дружелюбные отношения – рейтары периодически охраняли полевые выходы связистов, руководство армейцев держалось с людьми Гарина отстраненно.

– Имеется три модуля парных кроватей, – отчеканил Клубков, глядя Юрию в глаза. – И сухой душ.

Гарин удивленно хмыкнул, не зная, что ответить.

– Пришлю солдат, скажешь куда ставить, – подвел итог недолгого разговора штаб-сержант, развернулся на каблуках и пошел прочь.

– Спасибо, – пробормотал себе под нос Гарин.

Не успел Клубков скрыться в другой части казармы, а в сторону контакторов уже спешили два рабочих робота, навьюченные мебельными гофрами, за которыми, приветливо улыбаясь, вышагивало трое солдат.

В качестве ответного жеста Юрий отправил к «грунтовым» Глебовича – у тех сломался вирт-бокс и теперь вместо развлекательных передач транслировал в головы отдыхающих солдат унылые помехи. Глебович справился блестяще, даже немного перестарался – снял командирский блокиратор с порноархива, чем вызвал настоящий ажиотаж среди солдат. Нахмуренный Клубков не заставил себя долго ждать, поэтому пришлось расталкивать успевшего заснуть на новенькой кровати Тихомира, и отправлять его все исправлять.

Вечером того же дня, проводив Хьюза и Ярвиса на ночное дежурство, Юрий уединился в тихой прохладе оружейной комнаты. Вытащил из пирамиды свой «УМАС», разложил его на широком столе и принялся за чистку оружия.

Он неторопливо перебирал детали, вытирая их тряпкой с наносмазкой, оценивал на свет чистоту трубок и ствола, осторожно размыкал цепи электронного мозга автомата. Юрия расслабляло это привычное, почти медитативное действие, успокаивало, только здесь он мог размышлять еще о чем-то, кроме работы.

В последнее время оставаться наедине с самим собой становилось все сложнее – прошлое настойчиво лезло во все мысли. И хотелось того или нет, прошлому приходилось уделять внимание.

Интересно, он совсем не помнит момента, когда перестал ощущать себя частью другого мира. Мира, в котором не верили в другие миры, в котором свой маленький клочок пространства считали единственным существующим, называя «Землей».

Не знающих, что они всего-навсего потомки колонистов, запертые на умирающем звездолете.

На ковчеге дети рождались под определенные функции, заменяя выбывших членов экипажа, и функцией Гарина была разведка. Разведчик на звездолете, где большая часть палуб покрыта мраком и населена смертоносными существами, это больше чем просто специалист по добыче информации. Разведчики «Земли» уходили в темное зловоние Изнанки за жизненно необходимыми медикаментами, фильтрами, запчастями, прокладывали новые маршруты среди ядовитых отсеков и затопленных радиоактивной водой уровней. Но главной задачей разведки был поиск пульта управления кораблем, без которого невозможно завершить главную миссию – спасти человечество.