- Да, фрау Анна, - ответила та по-немецки и присела в то кресло, в котором недавно спала. – Слушаю вас.

Она часто резко переходила с одного языка на другой и, видимо, бывшая хозяйка этого не замечала. Теперь Анне резало слух и она слегка скривилась. Но тут же собралась с духом.

- Ты же немка? Откуда ты знаешь русский?

- Моя мать русская. Но вы и сами должны знать, - удивленно та подняла брови.

- Ты понимаешь, что у меня было сотрясение и я многое уже не помню, а сказать боюсь. Хотя вот тебя помню в лицо и по имени.

Та удовлетворенно кивнула.

- А вот многое другое просто смешалось в голове, - продолжила Анна. - Я задАм тебе вопросы? Только прошу, не рассказывай кому-то другому. Даже док…лекарю. Ладно? Я могу рассчитывать на твое молчание?

Берта кивнула.

Анна помолчала, затем спросила тихо:

- Кто я и куда еду?

Берта вскинула на нее удивленный взгляд и открыла рот, чтобы сказать что-то не то, но вспомнив слова хозяйки, да еще и её измученный кровавый глаз, охнула:

- Ах, как все плохо, фрау Анна, что вы даже этого не помните! Вы герцогиня Курляндии, Анна Иоановна, принцесса из России. Ваш муж, наш герцог, умер по пути сюда, почти в день свадьбы, и вот вы уже двадцать лет вдова. Сейчас мы едем назад в Россию в Москву, куда вас пригласили на престол. Вы будите императрицей!

Это она сказала с такой гордостью, будто не Анна, а она должна ею стать. Тут Анна сложила губы в нечто напоминающее букву «о» с таким же звуком и замолчала. Молчала и служанка, глядя на нее. Ей было ужасно жаль эту женщину, которой она служила уже пятнадцать лет. Когда-то, совсем молодой девушкой, Анна приметила ее в дворне герцогства и приняла в свою группу малочисленных слуг. Через полгода Берта стала её личной горничной, так как единственная, которая хоть как-то могла говорить по-русски. Они стали близки, если так можно было сказать о хозяйке и прислуге. Но, по крайней мере, понимали друг друга, ибо обе были сиротами, обе безмужние, обе жили не у себя дома. Берта во многом не одобряла Анну за её упрямый характер и мотовство, и лишь ворчала, но не покидала её даже в самые тяжелые времена, когда и кормиться было скудно, и одежду она чаще всего штопала хозяйке, нежели себе. К тому же очень ей не нравился Бестужев, что поднимал на нее руку, и даже потом Бирон, что руки не поднимал, но уж речами своими так мог приложить, что Анна только плакала и жаловалась на него своей камеристке. К тому же был жаден до денег и отказывал во всем. Бестужев же хоть и побивал, но все же потом просил прощения и был щедр на подарки. Теперь она ехала за ней в страшную Россию и не знала, чем для нее закончится эта поездка.

- Вон, уже хозяйке досталось от этих русских разбойников, - тяжело вздыхала она, глядя на задумавшуюся патронессу. – Что-то там еще будет!

Анна едва переваривала то, что услышала.

- Значит, она влетела в тело Анны Иоановны? Герцогини Курляндии? Той самой, которая в книге Лажечникова «Ледяной дом»? Боже! Это же та самая царица, которая заставила какого-то князя жениться на карлице и поселила их в ледяной дворец на всю ночь, ночь молодоженов в самый яростный мороз?

Анна охнула вслух и зажала рот руками. Она чуть было не взвыла от ужаса, вспомнив о том самом мрачном периоде истории России, которую прозвали «бироновщиной».

- Я теперь та самая Анна? – вдруг подпрыгнула она на постели и с испугом оглядела и ощупала себя. – В её теле?

- Подай мне зеркало, срочно! – закричала она, повернувшись к женщине, которая в это время собралась выходить из комнаты с подносом в руках.