Правда, среди них были и ловкие парни, которые, заботясь о «барине», не забывали и себя: курили его папиросы, обсчитывали на сдачах, носили его нижнее белье, когда считали, что выкинутое в грязное достаточно для носки им. Кроме того, уже обязательно располагались со своим имуществом в одном из шкапчиков каюты.

Гораздо труднее и сложнее были обязанности старшего вестового, так называемого буфетчика, ведавшего закупкой сухой провизии, подачей и сервировкой стола и руководящего остальными вестовыми. При неопределенности плаваний миноносцев дивизии, когда часто не было известно, когда им будет приказано выйти в море и сколько времени они пробудут в походе, нелегко было строить хозяйственные расчеты и приходилось уметь так изворачиваться, чтобы ее забирать не слишком надолго, но и так, чтобы ее хватило. В те времена никаких рефрижераторов не было и портящаяся провизия хранилась в особых решетчатых и подвешенных на верхней палубе шкапчиках.

Как только миноносцы становились на якорь или входили в гавань, буфетчик отправлялся на берег добывать свежую провизию, так как после нескольких дней пребывания в море сидение на однообразной пище надоедало и офицерам хотелось вкусно поесть. Все равно, в какой порт ни пришел корабль, свой или иностранный, буфетчику и повару приходилось ехать на берег закупать провизию. Сметливый русский матрос, несмотря на незнание местного языка и незнакомство с деньгами, всегда умел достать все, что надо, и не дать себя обмануть с разменом денег да еще и вовремя поспеть на шлюпку.

Совсем на особом положении был командирский вестовой. Это до известной степени была важная персона, и к нему относились в командной иерархии с известным почтением и даже заискиванием. Отчего, собственно говоря, неизвестно, так как это был какой-нибудь исключительный случай, чтобы он мог в какой-то степени влиять на командира, а тем более адмирала. Очевидно, его окружал ореол близости к вершителям судеб экипажа корабля. Правда, иногда вестовые адмирала или командира случайно могли узнавать скорее других новости, касающиеся передвижения корабля и других корабельных событий, так как слышали разговоры в командирском или адмиральском помещениях. Сам «господин боцман» был с ним внимателен и не решался их трогать, но зато если такой вестовой зазнавался и потом оказывался возвращенным в команду, то ему могло прийтись туго. Франтоватый, всегда чисто одетый, он отвыкал от грязных судовых работ и после своей «отставки» водворялся в первобытное положение.

Обращение офицеров с вестовыми, за редким исключением, было очень хорошее, а иногда и слишком мягкое, и это их распускало. Да и трудно относиться сухо и официально к человеку, который, часто, как нянька, заботится о вас.

Промежуточным элементом между офицерами и матросами были кондукторы по всем специальностям корабельной техники и военно-морского дела. Их кадры пополнялись по экзамену из лучших специалистов, унтер-офицеров, желающих продолжать службу на флоте после отбытия пятилетней обязательной службы. Это был исключительно полезный кадр на военных кораблях. Кондукторы были опытные и знающие специалисты, по много лет служившие на одном и том же корабле и оттого хорошо его изучившие.

На миноносцах, где часто не было офицеров-специалистов, они с успехом их заменяли. Сколько прошло перед нашими глазами этих скромных тружеников, далеко не блестяще обставленных в денежном отношении, но любивших свое дело и флот. Они были мало интеллигентными людьми, но служба на флоте их сильно развивала и высоко поднимала над уровнем, из которого они вышли. Их дети часто становились вполне интеллигентными людьми, оканчивая гимназии или реальные училища, а иногда и высшие учебные заведения. Правда, не всегда такой отрыв от своей среды приносил им счастье, так как своя среда переставала их удовлетворять, а в другую было нелегко войти. Бывали случаи, что их затягивало и революционным течением.