В эту ночь они ночевали не в замке, а в палатке герцога. Сидели у костра, варили медвежье мясо, пили коньяк и болтали.

– Слушай, неужели не сварилось? А? – удивлялся Тутмос. Он проголодался, а медвежатина так аппетитно булькала в котелке.

– Сварилось, кончено. Но если не хочешь подцепить паразитов от этого зверя, мясо надо варить часа четыре. Учуял, как у него из пасти смердит?

Тутмос кивнул.

– Потому как лопает он всякую пакость, обожает тухлятину. Видел, какие у него кишки? Как арматура для сантехники. Он все что угодно переварить может. Рыбы наловит, сложит в кучу и ждет, пока она тухнуть начнет. Помнишь гору рыбы у реки?

– Я думал, это люди наловили.

– А медвежьи следы рядом?

– Так медведь на готовенькое приходил. Нет?

– Нет, конечно. Медведь сам отличный рыболов. Тебе повезло, что ты встретил медведя летом, а не по весне, когда он только-только из берлоги вылез. Он ведь во время спячки не гадит, в кишечнике у него здоровенная пробка, когда просыпается. Потому бегает по лесу, жрет, что ни попадя, только бы кишечник освободить. В эти дни он на любого встречного броситься может. А летом сытый зверь на человека нападает, если ему пути отхода перекрыты. Но все равно не советую бродить по лесам одному. Опасно. Можно запросто подвернуть ногу. Или сломать. Один пропадешь, – поучал новичка герцог.

– Я не один. У меня тысячи друзей. – Тутмос смотрел на огонь и улыбался.

– Почему ты не взял с собой хотя бы одного?

– Они здесь, рядом, скоро придут. Те, кто не может принять условия того, сладкого, приторного Вечного мира.

Герцог тронул стволом ружья полог палатки.

– Где они? Здесь? Что-то не вижу никого.

– Ты видишь тех, кто пришел в этот мир и остался. А я вижу тех, кто был и ушел. Они существуют.

– Ты не серьезен.

– Я всегда серьезен. Но каждое утро я принимаю таблетки от властолюбия. Они вызывают приступы несерьезности. Если я перестану их принимать, то мне захочется власти. Если получу власть, то стану диктатором. Буду обижать и мучить людей, а я не хочу никого мучить, точь-в-точь как ты. Я – игла, которая снует между мирами. Весной я прихожу в Дикий мир, осенью – возвращаюсь. Смысл жизни – в цикличности. Когда цикл нарушается, кончается жизнь.

Герцог наклонился, помешал палкой в костре. К черному небу устремились алые и желтые звездочки. И погасли.

– Что ты ищешь в здешнем мире, Рауль?

– Чистый воздух. Хотя бы раз в год человек имеет право на глоток чистого воздуха. Это совсем немного.

– Ты лжешь, – герцог улыбнулся. Отсветы огня играли на его лице. – Но мне нравится твоя ложь.

– Я не лгу, – заявил Тутмос. – Просто я вижу события до того, как они произойдут.

– Послушай, Рауль, мне нужен союзник на той стороне в одном опасном деле.

– Ты с кем-то собрался воевать?

– Именно. Со стражами врат. С мировым правительством. С человеческой тупостью и благодушием.

– У тебя много врагов, но это по мне! – радостно рассмеялся Тутмос. – Ты спас мне жизнь, я в долгу перед тобою навсегда.

– Три патрона за килограмм, – продолжал торговаться Раф.

– Четыре! – наконец уступил староста. Они спорили уже час. Или больше? Судя по тому, сколько выпили пива – гораздо дольше.

– Три с половиной, – Раф оказался упорнее.

– Половина – это как? Пополам патрон пилить будем?

– А мы четное количество килограммов картошки возьмем.

Староста на минуту задумался. Пошевелил губами…

– Три с половиной? Не пойдет, слишком мало.

– А на чем вы картошку повезете? И чем расплатитесь? У вас патроны по карманам лежат? – поинтересовался дюжий парень с белой, будто присыпанной мукой кожей и белесыми ресницами.