С. И. Шидловский уверял, что «совершенно неожиданно для Столыпина результатом всего этого инцидента и придуманного им способа его ликвидации явилось его полное отчуждение от всех трех источников государственной власти в стране. Ни с Государем, ни с Государственным советом, ни с Государственной думой он по-прежнему работать уже не мог, и весь этот эпизод надлежит считать концом его государственной деятельности»{371}.

Однако подобные разговоры были не чем иным, как досужими домыслами. Николай II, хотя и был, наверное, в первый раз разочарован в своем любимце, по-прежнему ценил его и на протяжении всего кризиса не допускал его отставки. 9 марта 1911 г. он сказал своей сестре Великой Княгине Ксении Александровне, что «удивлён всему тому, что пишут газеты, так как он и не думал подписывать отставку Столыпина и не намерен его отпускать»{372}. 31 марта 1911 г. Государь пожелал премьеру «спокойствия духа и полного успеха» во время его выступления в Государственном Совете{373}. 10 апреля Николай II пожаловал Столыпину орден Св. Великого Князя Александра Невского. При этом Столыпин «перескочил» в наградной иерархии пять орденов{374}. В Высочайшем рескрипте на имя Столыпина говорилось: «Петр Аркадьевич! Многосложная деятельность ваша на поприще высшего управления, проникнутая ревностным попечением о пользах дорогого Нам Отечества, заслужила вам совершенное Мое благоволение». После шаблонной фразы «Пребываю к вам неизменно благосклонный» Император собственноручно дописал: «…и уважающий вас НИКОЛАЙ»{375}.

После всего пережитого у Столыпина участились случаи стенокардии, и Государь, волнуясь за его здоровье, отправил премьера в шестинедельный отпуск. В мае 1911 г. Столыпин с семьёй вновь вернулся в Елагин дворец. Таким образом, нет никаких даже признаков на то, что Николай II хотел отправить Столыпина в отставку. Другое дело, что сам Пётр Аркадьевич, будучи человеком совестливым, не мог не чувствовать своей вины перед Государем. Ведь результатом его излишней самонадеянности стал не только политический кризис, подорвавший доверие к Правительству и боком ударивший по Императору, но и фактическое отстранение от государственных дел таких незаурядных сановников, как П. Н. Дурново и В. Ф. Трепов. Последний подал в отставку и занялся частными делами: Царь потерял преданного человека{376}. Столыпин понимал, что он сильно подвел Императора Николая II. «Больше всего, – говорил он, – мне здесь жаль Государя»{377}. Не мог он не понимать и того, что их прежние отношения с Царём дали трещину, поэтому он считал свою отставку неминуемой. «Государь не простит мне, – говорил он Коковцову, – если ему придётся исполнить мою просьбу. Но мне это безразлично, так как и без этого я отлично знаю, что до меня добираются со всех сторон и я здесь не надолго»{378}. Но Николай II всегда ставил интересы Родины выше личных чувств и интересов. Столыпин, с его талантом, опытом, широтой мышления и преданностью Престолу, нужен был России, а потому он оставался на своем месте.

Убийство Петра Аркадьевича Столыпина представляет собой одну из самых больших загадок ХХ в., и истинные заказчики этого преступления до сих пор неизвестны. Убийство Столыпина коренным образом отличается от террористических актов революции 1905–1907 гг. Исполнитель преступления Дмитрий Богров, по его собственному признанию, действовал как одиночка, не имея на убийство никаких приказов от руководства революционных организаций. Примечательно, что представители последних, словно опасаясь чего-то, всячески открещивались от убийства Столыпина. В агентурных сообщениях начальнику Киевского Охранного отделения подполковнику Н. Н. Кулябко говорилось: