Америка и сом перетягивают канат

После землетрясения, как это повелось, были выпущены «черепичные листки», рассказывающие о бедствии. На одной из картинок в уста сому вкладываются такие слова: хотел я, мол, по Америке хвостом ударить, да только по ошибке в Японию угодил. Нечего и говорить, что имелись в виду события, связанные с американской политикой «выкручивания» японских рук.

Нельзя сказать, что сёгунат бездействовал. Нет, он отдавал приказы. Например, переплавить колокола буддийских храмов на пушки. Но что могли «самопальные» бронзовые орудия против европейских, сработанных на заводах? Сёгунат отдавал распоряжения княжествам усилить береговую оборону и перевооружаться на европейский лад, но у них не было на это ни достаточных средств, ни умения.

Принц Сатиномия, будущий император Мэйдзи, которому предстояло стать символом современной Японии, воспитывался в духе тысячелетних традиций. Он должен был соблюдать многочисленные табу, предписанные его происхождением. В этом смысле средневековые правила поведения в любой стране одинаковы: чем выше статус человека, тем менее свободен он в своих поступках.

В Японии лица императорской фамилии, опасаясь сглаза, не показывались подданным. За пределами дворца они были обязаны передвигаться исключительно в паланкине, на крыше которого красовалась птица-феникс, считавшаяся императорским знаком. Собственно, это была не совсем птица, а «мифологический гибрид»: верхняя часть его головы взята от петуха, нижняя – от ласточки, шея – от змеи, спина – от черепахи, а хвост – от рыбы. Это существо считалось символом благодетельного государя.

Малолетний Сатиномия должен был следовать этому запрету – не показывать свое лицо. В принципе, в нем нет ничего необычного – в Московской Руси царевичи до 15 лет тоже не показывались на людях. Если же они и отправлялись куда-то (скажем, в церковь), то их скрывали от глаз посторонних суконные полы. В Японии, правда, подобный запрет распространялся и на взрослых членов царствующего дома.

29 апреля пока что четырехлетнему Сатиномия предстоял визит во дворец к своему отцу. Ему был предложен паланкин, но принц решительно отказался забираться в него, так что няньке пришлось тащить принца на руках. Пришлось также занавесить весь путь от дома деда до дворца. Такие занавески оберегали Сатиномия от сглаза все его детство[15].

Биографы Мэйдзи часто отмечают, что взрослый император не слишком любил, когда на него смотрят. Следует помнить: эта «нелюбовь» – побочный продукт его традиционного воспитания.

Сатиномия бывал во дворце все чаще, обменивался подарками с отцом, играл в саду. Его прабабка Цунако нередко сопровождала его. Наблюдая, как он карабкается по устроенному в саду каменному мостику, она сложила:

Прабабка была человеком «мифологической закалки» – своим стихотворением она намекала на фигурирующий в синтоистском мифе мост, который соединяет Землю и Небо. Происхождение будущего императора от богини солнца Аматэрасу гарантировало ему, что он принадлежит как Земле, так и Небу. Родившись на земле, он должен закончить свой путь на Небе – точно так же, как и его предшественники. Когда они попадали на Небо, они скрывались в Небесной пещере, и тогда в мире наступала тьма. А чтобы не происходило утраты – хотя бы временной! – света, японские императоры взяли за правило отрекаться от трона. На трон немедленно всходил преемник, и тогда дела в Поднебесной продолжали идти своим чередом.