– Вот она, наконец, – пробормотал себе под нос Агриппа.

Октавиан Фурин вырвался из своих мыслей, когда верховная жрица вышла из храма Весты. Он оглядел толпу в поисках знакомых лиц. Окажись здесь Брут, Октавиан не знал, что бы он сделал, но человека, смерти которого центурион желал больше всего, он не обнаружил. Проведенного в Риме времени хватило, чтобы выяснить подробности покушения, и Гая Октавиана сжигала ярость при мысли об этих Освободителях, которые рассчитывали на прибыль, убивая хорошего человека. В тишине собственных мыслей, в тени храма Весты, он клялся отомстить. Нынешнее состояние города стало жатвой посеянных ими семян, результатом их жадности и зависти. Он не знал, что сила могла рождаться из ненависти, не знал, пока вновь не увидел Рим.

Когда верховная жрица достала из ларца завещание Цезаря – таблички, сцепленные свинцовыми полосками, – Октавиан продолжал оглядывать толпу. Некоторые лица он узнал: это вроде бы были сенаторы, но плащи с капюшоном и мантии, которые те надели, чтобы уберечься от ночного холода, мешали их разглядеть. Да и стоял он далековато от них.

Агриппа ткнул его локтем, возвращая внимание к верховной жрице. Она уже читала про себя первую табличку, и на лбу у нее появилась морщинка. А когда весталка подняла голову, она словно бы посмотрела прямо на Октавиана. Тот ждал, с гулко бьющимся в груди сердцем, с пересохшими губами. Ему даже пришлось провести по ним языком, из опасения, что иначе они треснут.

– Во имя Рима, выслушайте завещание Гая Юлия Цезаря, – начала женщина.

Октавиан сжал кулаки, едва выдерживая напряжение. Он почувствовал, что Гракх смотрит на него, но каменное лицо легионера полностью скрывало его мысли.

– Мой наследник Гай Октавиан Фурин. Я признаю в нем кровь от моей крови, и этими словами усыновляю его.

Молодой человек почувствовал, как по его телу пробежала дрожь, и покачнулся. Он мог и упасть, но Агриппа поддержал его. Слышал он теперь только гулкие и частные удары сердца, а когда у него зачесалось лицо, Гай Октавиан чуть не содрал в этом месте кожу, оставив красное пятно. Оставшаяся часть завещания прошла мимо него, он только видел, как верховная жрица Весты отдавала весталкам прочитанные таблички. В какой-то момент в толпе радостно закричала женщина, но Октавиан даже не понял почему. От эмоций онемело все его тело: рука Цезаря протянулась сквозь время и коснулась его.

Лицо Гракха стало мрачнее тучи, когда он прикинул, сколько денег получил бы его патрон, если бы договорился с Октавианом на десятую часть наследства Цезаря. Ходили легенды о том, сколько золота Юлий привез из своих походов. В какой-то момент оно лилось таким потоком, что деньги подешевели на треть. Теперь Октавиана объявили наследником всех этих сокровищ, и Гракх тут же решил, что пора проявлять больше дружелюбия в общении с неожиданно разбогатевшим молодым человеком. Он не сомневался, что в будущем уже никогда не окажется рядом с таким богачом. Вскинув руку, он собрался шлепнуть Октавиана по плечу, но Меценат схватил его за запястье и улыбнулся ему.

– Нельзя устраивать представление, во всяком случае, здесь, – прошептал он. – В этой толпе нас никто не знает. И пусть так и будет, пока мы все это не обдумаем.

Гракх кисло улыбнулся и кивнул, вырвав руку из пальцев молодого человека, которые сжимали ее с удивительной силой. Он ни разу не видел, как Цильний Меценат упражнялся с мечом во время их путешествия из Брундизия в Рим, и сейчас не заметил ни кинжала в другой руке патриция, ни того, что Агриппа оказался позади него, готовый уложить на землю ударом кулака при первых признаках желания напасть на Октавиана.