Савинков вышел из гостиной, раздались щелчки открываемого замка, потом какой-то шум и крик, топот множества ног, и удивленный Азеф увидел на пороге своего гостя. За его спиной маячили недобрые лица в треухах и картузах.

– А вот и он, – жестом конферансье на сцене Савинков указал на эсера, – а вот его чистосердечное признание в содеянном, – и он поднял над головой исписанный лист бумаги. Гостиную в момент затопила волна людей в рабочих куртках.

– Савинков, – успел крикнуть Азеф, – вы бесчестный человек! Вы подлец, Савинков!..

– Я знаю, – улыбнулся студент, выходя их гостиной и пряча поглубже листок с оперативной информацией, идеально дополняющей ранее полученную у других участников столичной боевой группы эсеров, прекратившей свое существование с сегодняшнего дня.

Ни командир оперативной группы ДОСАФ Борис Савинков, формирующий милицию из рабочих Санкт-Петербурга для поддержания порядка в городе, ни генералы гвардии, получившие приказы «Вскрыть в случае…», даже близко не представляли себе, какие силы сейчас поднимает император и каким образом собирается поступать в ближайшее время. Для того чтобы понять это, потребовалось бы возвратиться в его прошлую жизнь. В 1926 году старшие товарищи по партии, считавшие себя мастерами политических интриг, уверенные, что они разгромили всех конкурентов и в огромной стране не осталось ни единой силы, способной бросить им вызов, тоже не смогли его просчитать. Сталин сам по себе, имея чисто технический пост генерального секретаря партии, конечно, не смог бы ничего противопоставить таким революционным мастодонтам, как Троцкий, Каменев, Зиновьев. Но на руках у него был один козырь…

Эта история началась в Иркутской области, куда в 1903 году был отправлен в ссылку молодой Джугашвили. Место ссылки будущего Сталина – крошечный городок Новая Уда – в семидесяти верстах от Балаганска и в ста двадцати от ближайшей станции, как и все общество Российской империи, был разделен на две части: бедняки ютились в хижинах на мысе, окруженном болотами, а те, кто был хоть немного побогаче, – в окрестностях двух купеческих лавок, церкви, деревянного острога и целых пяти кабаков, с успехом заменявших местным жителям библиотеки, школы и дома культуры.

Сталин поселился в убогом покосившемся домике крестьянки Марфы Литвинцевой, где было всего две комнаты. Одна из них – кладовая, в которой хранилась пища, во второй, разделенной деревянной перегородкой, вокруг печи жила и спала вся семья. Сталин спал возле стола в кладовой, по другую сторону перегородки…

В Новой Уде нечего было делать, кроме как читать, спорить, пьянствовать, распутничать и снова пьянствовать – этим занимались и местные, и ссыльные. Сосо не чурался такого времяпровождения, но на дух не переносил своих собратьев по ссылке. Те, будучи интеллигентами в третьем поколении, считали пролетариев, принятых в партию, «чем-то вроде сословия плебеев, между тем как сами играли роль аристократии, сословия патрициев, опекающего плебейские низы от всяких тлетворных влияний», – именно так описывал внутрипартийную атмосферу ветеран РСДРП Аксельрод, чья «замечательная прозорливость» была отмечена в работе Ленина «Что делать?».

Не переносящий эту напыщенную публику, сосредоточенный всеми мыслями на побеге, Джугашвили сошелся с местными артельщиками. Эти «артельные ребята» были уголовные, но крепкие, основательные и, по-своему, честные. «Как ни странно, но они никогда не опускались до какого-нибудь свинства вроде доносов… А вот ”политики” – среди них было много сволочей», – рассказывал уже после войны своим молодым соратникам Сталин.