Те же авторы дают довольно подробную характеристику каждому из периодов. О первом периоде они говорят: «До введения на Руси христианства личные имена были очень похожи на прозвания, данные по тому или иному поводу. В древности люди воспринимали имена материально, как неотъемлемую часть человека. Они скрывали свои имена от врагов, считая, что одного знания имени достаточно для того, чтобы навредить кому-нибудь» [Там же, 42]. Имена делились по следующим категориям:
а) имена, представляющие числовой ряд: Перва,Вторак, Третьяк, Четвертуня и т. д.;
б) имена, данные по цвету волос и кожи: Черныш, Чернавка, Бел, Белуха и т. д.;
в) имена присваивались и по другим признакам – росту, особенностям телосложения: Сухой, Толстой, Малюта, Беспалой, Голова, Заяц, Лобан и т. д.;
г) имена, присваивающиеся в зависимости от характера и поведения ребёнка: Бессон, Булгак (беспокойный), Забава, Истома, Молчан, Смеяна, Неулыба, Смирной и т. д.;
д) в некоторых именах отмечались желанность или нежеланность появления ребёнка в семье и другие обстоятельства его рождения: Богдан, Бажен (желанный, милый), Голуба, Любим, Ждан, Нечай, Милава, Поздей, Любава, Хотен и т. д.;
е) некоторые имена давались по времени рождения ребёнка: Вешняк, Зима, Мороз и т. д.;
«Были и другого порядка имена, восходящие к древним поверьям. Это «плохие» имена, которые якобы способны были отвращать злых духов, болезни, смерть: Горяин, Немил, Нелюба, Неустрой, Злоба, Тугарин (туга – печаль)» [Там же, 43-44].
Описывая второй период, авторы утверждают: «Христианизации населения Руси и обязательному при этом обряду крещения сопутствовало наречение людей новыми христианскими личными именами, перечни которых были переданы византийской христианской церковью с религиозными обрядами. Попали они в древнерусский язык не в переводах, а в подлинных иноязычных звучаниях, абсолютно непонятных и чуждых для русских людей… На протяжении XII, XIII, XIV веков шёл процесс ассимиляции иноязычных имён… Постепенно иноязычные имена стали привычными, своими для русских людей» [Там же, 49,52]. Наиболее распространёнными в это время были следующие имена: Гавриил, Георгий, Пётр, Иосиф и др.
О третьем этапе написано следующее: «Третий этап развития русских имён, продолжающийся и в наши дни, начался со времени опубликования декрета Советских Народных Комиссаров РСФСР от 23 января 1918 года об отделении церкви от государства и школы от церкви. Этот декрет положил начало свободному выбору личных имён родителями и объявил законной гражданскую регистрацию рождений вместо церковного крещения. С этого времени в русский именной ряд вошли многие иноязычные имена – Жанна, Инесса, Эдуард, Тимур и другие, а также новые русские имена, возникшие в годы революционной ломки старого уклада жизни, многих традиционных представлений» (Владлен, Интерна, Искра, Коммунар) [Там же, 62].
Философия имени
Люди издавна пытались понять назначение и функцию слов в языке. Словам приписывали божественное происхождение и окружали ореолом таинственности. Особенно человечество интересовал вопрос о существовании в языке имён собственных. Эта проблема особенно активно обсуждалась философами.
Разграничение имён собственных и нарицательных ведётся ещё от стоиков (3 в. до н.э.). Позже, в европейской философии об именах писал в своих «Опытах» Мишель Монтень.
В русской философии эта проблема начала активно обсуждаться в к. 19 – нач. 20 в. «Всякое познание, – утверждал С.Н. Булгаков, – есть именование, а предикат, идея, срастаясь с субъектом, с подлежащим, даёт имя. Таково происхождение всех вообще именований и имён. При этом сращение это может быть более тесным и постоянным или же временным и преходящим; в зависимости от этого мы различаем так называемые «собственные» и «нарицательные» имена» [Булгаков 1999: 234]. Булгаков считал, что одно и то же имя в своём генезисе может быть и нарицательным, «как возникающее от нарицания (именования)», и собственным, «если оно пристаёт к своему носителю как постоянный его предикат, так что носитель его именуется этим предикатом» [Там же, 234]. Любое имя имеет смысл, объяснял философ, и этот смысл составляет то, что Булгаков назвал внутренней формой имени. Но со временем эта форма может «побледнеть» в своём значении и будет употребляться как имя собственное. Основным критерием различия собственного и нарицательного имён философ считал «бессмысленность, отсутствие внутренней формы, так сказать, алгебраический характер» имени собственного [Там же, 235]. Но если наполнить это же имя содержанием, придать ему внутреннюю форму, то оно превратится в нарицательное (напр., Хлестаков и хлестаковщина). Это происходит потому, что «сгусток слова расплавляется и переплавляется, получает новую жизнь» [Там же, 235].