— Правильнее будет сказать, что он ее и не открывал, по сути, — пробормотала, умываясь и собираясь с духом.

Вышла из ванной, увидела Горинова стоящего в дверях спальни и неотрывно смотрящего на Нюську. Он повернулся ко мне, и все внутри трусовато задрожало, когда я пошла на него, не позволяя себе передумать.

— Я не боюсь того, что у тебя есть эти самые задние мысли, — шепотом выпалила, становясь перед ним. — Я хочу, чтобы они были. И не только мысли.

8. Глава 8

Облажался я. Вот, полдороги в башке гонял, как поделикатнее объясниться с Инной насчет прошлого, а вышло все равно через жопу. Лучше бы и вовсе этого разговора не заводил, чем вот такое. Оно, конечно, мне гора с плеч от знания, что я ее не принуждал и не навредил ничем. Но то, когда она осознала, что я, мудака кусок, ничегошеньки не помню… Такое лицо у нее потрясенное было, пусть и на долю секунды, пока с собой не справилась. Как если бы я ее под дых ударил и дыхание вышиб. Гадом наипоследнейшим себя ощутил, аж кишки узлом скрутило. Спрятала она свой шок моментально, но чудным образом успел он на меня перекинуться. Не знаю, как и назвать, что это было. Расшатывающая и до костей пробирающая смесь изумления и возбуждения вкупе с дурацким любопытством. Что я, на хрен, той ночью творил-то, если она и пять лет спустя так реагирует? Неужто такие чудеса исполнял, что запал так женщине в память? А ведь могло быть и так. Если мне с залитых глаз поблазнилось, что я с женой опять, вот и устроил ураган в постели, чтобы и не думала об уходе снова. Ну да, типа стояком, что той иголкой можно было сшить обратно то, что развалилось задолго до того момента, только я замечать не хотел. А было нам с Инной, видать, обоим космос со всеми звездами, судя по ее реакции, а я по факту ничего не помню. Лошара и пьянь. Еще и сознался в этом напрямую. Говорю же: лучше бы молчал как партизан. И так-то стыдом придушивало, а теперь только хуже стало. Был я в глазах женщины просто подонком, что попользовался и сбежал, а сейчас еще и алконавт конченный, что сам не помнит, что во хмелю творит.

А что в этом самое хреновое? То, что женщина эта мне внезапно нравится. Нет. Не так. Я ее хочу, да так, что стоит чуть расслабиться и позволить себе на самую малость подумать в этом направлении, и прошибает по-жести прям от паха до крышки черепа, затылок мигом дыбом и обратно вниз прямо чистым пламенем проливает, глаза застилая. И при этом сквозь пелену полыхающую абсолютно четкое понимание просвечивает — не просто по бабскому телу и сексу я оголодал. Все дело в Инне самой и моем осознании, что у нас уже все было. Разум не помнит ни хрена, но что-то другое, что под ним и гораздо больше и мощнее, ничего не забыло. И тянется, просит, требует повторения.

Но обойдется. Потому как после моего выступления с “я ничего не помню” и еще большего дерьма с “ты на свой счет не принимай” никаких вариантов на повторение. Да вообще, че за херь дикая! Она вдова моего командира, только его похоронила, в проблемах, походу, по уши, а я о каких-то вариантах член в нее пристроить втихаря размышляю? Ох*ел, Илюха, или совесть совсем потерял? Отставить быть озабоченным мерзавцем!

Бегство Инны в санузел позволило мне продышаться и хоть немного себя в руки взять. Трезвей, Горе, трезвей, ну же!

Привалился плечом к дверному косяку и уперся взглядом в мирно спящую малышку. Инна ее уголком покрывала прикрыла, торчит одна пушистая светловолосая макушка. И цвет волос точно такой, каким я запомнил у моей Ликуси в тот последний раз, когда видел ее вживую. Это сейчас она фотки как ни пришлет, так каждый раз новый. То черный до синевы, то красный, последние вон были вообще зеленый окрас и железка в носу блестит. По моде так сейчас у молодежи. А пишет мало совсем. Привет-дела хорошо-пока.