Игнат смыл с себя щедрый слой мыльной пены с ванильным запахом. Еще в юности он понял, что его совершенно не возбуждает порнография. Наблюдая за ритмичными действиями профессионалов, он испытывал лишь отвращение, происходящее казалось ему абстракцией, акробатикой эмоциональных мертвецов. Все было продуманно, просчитано, определенное количество вскриков и стонов приводило к выводу из организма определенного количества жидкости, все предсказуемо начиналось и запланированно заканчивалось. Однако со временем Игнат убедился, что не только великая Любовь, но и хорошенькая девчонка могла помочь приятно провести время и скрасить вечер.

Да и что, если разобраться, он узнал об Инге, впервые проведя с ней ночь? Как пахнет ее кожа вначале и как полыхает она в конце, каким страшным огнем наливаются безумные глаза в преддверии финала, каким чужим и удивленным взглядом смотрит она на него, вернувшись из глубин наслаждения, в которых они только что побывали вместе?..

Ударом ладони Игнат выключил душ и сорвал с крючков полотенце. К черту! Возможно, обмениваясь жидкостями со многообещающим названием «секрет», они оба и разбазаривали все свои тайны, но у него в результате так и не осталось ни одного ключа, ни малейшего представления о том, кто она есть на самом деле. Чего она хочет, о чем думает, чего ждет, чем полны ее воспоминания, сны и мечты. Игнат ничего не знал о своей жене, кроме того, что она сама могла ему рассказать. А слова всегда были неправдой. И Игнат очень скоро оказался в ловушке: не верил тому, что слышал и не знал того, о чем она молчит. В конечном счете, у него остался один выход – решить самому, кем была его зеленоглазая принцесса: темным демоном или обычной девушкой, начитавшейся в детстве сказок. Игнат заколебался и проиграл. Принцесса ускользнула, умножая печали и тайны, а он… что он? Купил новую кровать (старую собственноручно сломал и выкинул из дома) и принялся одну за другой завлекать в нее малознакомых женщин. Сейчас там лежала девушка с летним именем Зоя. Что он знал об этой златовласке? Ничего.

Так и не вытершись толком, Игнат вышел из ванной и зашлепал босыми ногами в сторону шкафов, выдергивать ящики и искать униформу. Трусы, носки, рубашка, брюки, ремень, пиджак, галстук… Нет, к черту галстук, и так сойдет! Полностью готовый, словно завернутый в подходящую случаю упаковку, он появился на пороге кухни. Зоя пила кофе, сидя за столом у окна.

– Как ты долго, – улыбнулась она. – Садись. Все остынет.

Игнат посмотрел на поджаренные хлебцы, на трехглазую яичницу, украшенную зеленью и помидорами, на стакан, запотевший от холодного сока, на женщину, обхватившую тонкими пальчиками кофейную чашку, и вдруг, ничего не говоря, развернулся и направился к выходу.

– Как? Ты уже пошел? – донеслось до него, прежде, чем он успел захлопнуть за собой дверь.

– Пошел, пошел, – то ли запоздало отвечая на вопрос, то ли подгоняя неторопливый лифт, бормотал он, отирая испарину, предательски выступившую на висках.

Путаясь в рукавах пальто и поглядывая на незашнурованные ботинки, он постарался успокоиться и даже слегка улыбнулся незнакомым людям, заходящим в кабину ему на смену. Затем стремительно вырвался из подъезда, кивнул осоловевшему ото сна Никите и сел в машину, глядя прямо перед собой в одну точку, словно канатоходец, удерживающий равновесие, чтобы не сорваться. За ним, не отставая, как воздушный змей на веревочке, гналось воспоминание о том, как совсем другая женщина сжимала пальцами чашку с кофе и сидела в той же позе на табуретке у края стола на этой чертовой кухне.